«Время, назад!» и другие невероятные рассказы

Харрис молчал. Ответить было нечем. Вспомнив о былой связи с Дейрдре — вынужденной связи теснее брачных уз, — он почувствовал робкий укол ревности (желая верить, что сумел сохранить бесстрастное лицо); и еще он понимал, что любая его реакция будет не менее предвзятой, чем реакция Мальцера, — по причинам одновременно и похожим, и противоположным. Разве что он, Харрис, сейчас переживает первый шок, а мнение Мальцера, деформированное годом тяжких трудов, сложилось под гнетом крайнего истощения тела и духа.

— Что будешь делать? — спросил он.

До этих слов Дейрдре стояла у камина, едва заметно покачиваясь, и золотистое тело мерцало в отблесках пламени; теперь же она со змеиной грацией обернулась, осела в мягкое кресло, и Харрис вдруг понял, что ее движения куда изящнее движений человеческого тела… А ведь совсем недавно он опасался, что в сей плоскости металл не способен выдержать конкуренции с живой плотью.

— Я уже договорилась о выступлении, — сообщила она, и голос дрогнул от знакомого до боли волнения, присыпанного доброй щепотью азарта.

— Как? — вскинулся Харрис. — Где? Уже дали рекламу? Я не знал…

— Тише, Джонни, тише, — игриво осадила его Дейрдре. — Когда я вернусь к работе, ты снова будешь вести мои дела… если пожелаешь, конечно. Но дебют я спланировала самостоятельно. Это будет сюрприз. Я… я так решила. — Она поерзала на подушках. — Психология публики… Пожалуй, я не знала, а скорее чувствовала ее, а теперь я чувствую, что должна поступить именно так, ведь ситуация беспрецедентная, мир не видал подобного дебюта, и я вынуждена довериться интуиции.

— То есть никому ни слова?

— Именно. Мне нужны неподготовленные зрители. Пусть увидят меня в нынешнем теле, не зная, на кого — или на что — явились смотреть, пусть поймут, что я могу выступать не хуже прежнего, а уже потом вспомнят прошлые мои номера и сравнят их с нынешними. Не хочу, чтобы публика заранее жалела меня за физические недостатки — ведь у меня их нет! — или прониклась болезненным любопытством. Поэтому выйду в эфир сразу после восьмичасовой передачи из Телео-Сити. Исполню единственный номер в концертной программе. Договоренность уже в силе. Программу разрекламируют как гвоздь вечера, но имя объявлять не станут, пока не закончится выступление — если к тому времени публика не узнает меня.

— Публика?

— Ну конечно. Ты же помнишь, что концертные программы Телео-Сити передают из настоящего зрительного зала? Потому-то я и намерена дебютировать именно там. Мои выступления всегда смотрелись ярче, когда в студии присутствовала публика, и я могла оценить ее реакцию. Думаю, любой артист предпочтет бездушной телекамере полный зал живых зрителей. В общем, все решено.

— Мальцер уже знает?

— Пока нет, — поежилась она.

— Но надо ведь, чтобы он тоже дал разрешение, так? То есть…

— Послушай, Джон, пора бы вам с Мальцером выкинуть эти мысли из головы! И думать не смейте, что он мой хозяин. Я ему не принадлежу. По сути, он лишь лечил меня от продолжительной болезни, но теперь я в любой момент могу отказаться от его услуг. Если возникнут юридические споры, ему, наверное, выплатят солидную компенсацию за работу над новым моим телом, ибо это его изобретение, его детище, но он не владеет ни этим телом, ни мной. Понятия не имею, как этот вопрос будет решаться в суде; опять же, дело беспрецедентное. Тело — творение Мальцера, но разум, превративший его в нечто большее, чем россыпь металлических колец, — это мой разум, это я сама, и Мальцер при всем желании не имеет права удерживать меня против воли. Ни по закону, ни…

Она вдруг умолкла, отвернулась, и Харрис впервые осознал, что в недрах ее сознания поселилось нечто, чего он раньше не замечал.

— В любом случае, — продолжила Дейрдре, — подобная ситуация исключена. Мы с Мальцером очень сблизились за этот год, и не думаю, что у нас возникнут разногласия по ключевым вопросам. В душе он знает, что я права, и не станет меня удерживать. Его труды увенчаются успехом, лишь когда я исполню свое предназначение, и я не вижу смысла ждать.

В ее словах скользнуло что-то новое, незнакомое, несвойственное прежней Дейрдре, и Харрис решил, что позже хорошенько все обдумает, а вслух произнес:

— Ну ладно. Пожалуй, соглашусь. Когда это будет?

Она повернула голову, и теперь Харрис видел лишь часть маски, из-за которой Дейрдре смотрела на мир, а золотой шлем с рельефным намеком на скулы, разумеется, не демонстрировал эмоций.

— Сегодня вечером, — сказала она.

Иссохшая рука Мальцера дрожала, и он никак не мог совладать с регулятором настройки. После двух попыток нервно рассмеялся, взглянул на Харриса и пожал плечами:

— Давайте-ка лучше вы.

— Рано. — Харрис посмотрел на часы. — Тридцать минут до выступления.

— Давайте включайте! — нетерпеливо всплеснул руками Мальцер.