— Да стой же, глупая! — Артем схватил меня за руку. — Как ты не понимаешь, что потом будет только обиднее, больнее и несправедливее. Я не хочу… не хочу постоянно ссориться с тобой по телефону и метаться, зная, что не могу тут же все тебе объяснить! А что если слова о переводе — полная туфта, и я так и буду мотаться между странами?
— Тогда просто уйдешь с работы, — успокаиваясь, заметила я. — Стрелин, в этом-то вся и прелесть, что невозможно сказать, как все повернется завтра. Но, в любом случае, я не смогу сейчас и сразу оценить свое счастье, ты пытаешься предугадать всю свою жизнь, вплоть до моей реакции!
— Я просто не хочу тебе все усложнять.
— А по-моему, жизнь еще никогда не была такой простой и легкой, как сейчас, — улыбнулась я. Он посмотрел на меня искоса, усмехнулся.
— С тобой-то уж точно.
— Как ты не поймешь! — тихо произнесла я, и он с удивлением посмотрел на меня. Наверное, впервые с начала разговора. — Я хочу ждать тебя, хочу беспокоиться за тебя, разговаривать с тобой вечером по телефону, встречать тебя в аэропорту. Я знаю это так же точно, как то, что ты стоишь передо мной. Но по отдельности нам уже никак, понимаешь? Все уже зашло слишком далеко, и ты это прекрасно знаешь, только почему-то не хочешь в этом признаться.
Он помолчал. Потом притянул меня к себе, обнял. Обеими руками за шею, как маленький.
— Я тоже. Тоже хочу знать, что кто-то меня ждет. Хочу быть уверенным, что если мне нужно будет поругаться с кем-то, то можно позвонить тебе…
Мы одновременно засмеялись.
— Варька, переезжай ко мне.
Я медленно отстранилась. Посмотрела повнимательнее. Он не шутил.
— Вот оно! Начали за упокой, закончили за здравие! — усмехнулась я. — Ты правда этого хочешь?
— Конечно.
— А вся эта великолепная операция — лишь часть плана? Оглушить противника и медленно его размораживать потом!
— Это сиюминутное желание, а не обдуманное решение, — покачал он головой. — Но поверь мне, до того, как мне предложили эту работу, я постоянно думал об этом.
— Я согласна, Стрелин. Раз уж ты принимаешь такие решения необдуманно, то и мне можно не брать время на размышление.
— Как удобно, правда? И не надо ни на кого нагонять тоску своими мыслями.
— Вот уж точно, — засмеялась я.
***
Была середина марта, когда я переехала к Артему. Мне нравилась его квартирка, которую он снимал уже два года. Небольшая, двухкомнатная, она выходила окнами на Крюков канал. Это была квартира старого типа, с широкими подоконниками и деревянными полами. Правда, с тех пор хозяин сделал неплохой ремонт, но широкие подоконники и огромные окна все еще создавали ощущение… свободы.
Стены были выкрашены бежевой краской, но они отнюдь не казались пустыми и голыми, потому что Стрелин вешал туда что ни попадя. Нет, он правда постарался. Памятные снимки, волнующие материалы, картины друзей, автографы именитых журналистов (со времен практики на телевидении и в журналах), фотографии друзей и открытки из разных стран. Я пополняла эту коллекцию своими фотографиями времен года, а когда Артем стал регулярно уезжать, я привыкла вешать по фотографии клена, что рос у окон квартиры, в день его приезда из командировок. Была весна, листья росли с оглушительной скоростью, и на каждой фотографии листочки клена, щедро падающие на наши широкие подоконники, становились все больше и больше.
К его приезду я что-то готовила — нельзя сказать, чтобы всегда удачно, но это уже стало своеобразной традицией. Он уезжал на 2–3 недели. Каждый раз по-разному. Время сузилось до этих несчастных двух-трех недель ожидания, а дни его пребывания в Питере становились глотками свежего воздуха. Как будто неделями сидишь в комнате без окон, а потом тебя выводят на свет и ты робко, не успевая привыкнуть, ловишь эти солнечные лучи лицом, улыбкой, руками.
Приезжал он, как правило, под утро. В такие ночи я обычно не могла уснуть и ездила встречать его в аэропорт, хотя он не раз уговаривал меня не мотаться по городу ночью. Я не слушала. И что было делать, если все равно не можешь уснуть?..
Садилась в его машину с расчетом, что на обратном пути он сядет за руль, и гнала но пустынным (отчасти) дорогам.
И не было и не могло быть ничего лучше этих встреч. Он уговаривал, ожидая, что я не буду встречать его, но каждый раз, появляясь в поле зрения, оглядывался по сторонам. Просто на всякий случай. И тут видел меня. И улыбался. И едва не швырял свою сумку, уставший, одичавший, с обросшей щетиной. И утыкался носом в шею, и обнимал, и отрывал от пола, так что кости едва не трещали.
И говорил:
— Варька, люблю тебя…
— Тебя ужасно долго не было, Стрелин, — чувствуя себя безродным щенком, повторяла я. — Как смел ты так долго не являться?
— А ты, что ты делала тут без меня?
— Я?