— Так ты ж замуж вышла… Видно, не очень скучала, — с застарелой обидой вырвалось у Василия.
— Я? — Валентина даже отступила назад. — Это ты сразу после практики пропал. Взял телефон и не позвонил ни разу. Замуж звал, в вечной любви клялся. И пропал. Что я должна была думать?
— Я тебе звонил. А мне сказали, что такая здесь не проживает. Ищите в другом месте. Адреса-то у меня не было. Я и решил, что ты мне специально неверный номер телефона дала. Сессию в техникуме с горя завалил, ну и повестка тут как тут, не задержалась. И я на три года в армию загремел. Родине долги возвращать. Уж когда вернулся, в институт твой поехал, а ты фамилию поменяла… замуж вышла и сына родила.
— Я замуж вышла от обиды на тебя, Васенька. От телефона месяц не отходила, всё ждала звонка…
— Я твой номер, Тинка, до сих пор помню. Впечатался в память. Я его тогда ведь не записал, запомнил. А память меня никогда не подводила. Вот слушай, — начал диктовать хозяин.
— Ох, Вася, не 8, а 7. Подвела тебя память.
— Как??? Я ж всю жизнь тебя вспоминал, Тинка-Валентинка, да обиду хранил. А оно вон как, сам виноват, — хозяин схватился за голову и опустился на диван.
— Что ж тут поделаешь, Васенька, — пожала плечами Валентина. — Жизнь-то уж прошла. Какая ни была, а наша. Я тебя тоже частенько вспоминала. Хоть и злилась, а сына Васей назвала… Муж ревновал, но терпел. Мы вообще ладно жили, мирно. Если б не пил, может, жили б до сих пор. А так, рано умер. Уж десять лет, как похоронила его. А ты, Вася, женат был?
— Два раза, — махнул рукой хозяин. — Первый раз сам не выдержал с рядом нелюбимой. Развёлся. Не шла ты у меня из головы, Тинка-Валентинка. А второй — жена от меня ушла. Детей хотела, а не получилось у нас. Так что один я, как сыч, кукую-холостякую.
— Один… И я одна… — откликнулась эхом Валентина.
Где-то внизу взорвалась петарда, за ней вторая-третья, праздник нахально ворвался в комнату.
— Сколько времени? — вздрогнула Валентина. — Новый год же. Включай телевизор скорее.
—
Без двадцати двенадцать, — подскочил Василий. — В кухню, в кухню побежали, там телевизор. И шампанское есть. Гирлянду я повесил в кухне, люблю эти мигающие огоньки, грешен. А ёлка-то где? Её ж нарядить нужно.
— Не нужно, — принялась распаковывать заказ Валентина. — Хозяин фирмы сделал подарок всем, кому на сегодня доставку перенесли. Шарики и мишуру повесили. Ёлочка же маленькая, расход небольшой, а клиент доволен.
— Уж как клиент доволен, не передать, — хитро прищурился Василий. — У меня, кстати, утка с яблоками есть. Я каждый год запекаю. Праздник ведь. Вот только оливье нет, — виновато развёл он руками, — не научился готовить.
— У меня есть оливье. И селёдка под шубой. Дома. Я ж не планировала по гостям ходить, — усмехнулась Валентина.
— А мы завтра твой салат оприходуем, Тинка-Валентинка. Пригласишь?
— А не поздно, Васенька? Поезд-то давно ушёл.
— Нет, Тинка, наш поезд только набирает ход. Вот увидишь.
— Ой, президент речь толкает. Шампанское открывай скорей.
Били куранты, мерцали огоньки гирлянды, по всей стране нарядные люди писали на бумажках желания и сжигали в пламени свечи, чтобы успеть до двенадцатого удара часов на самой известной башне.
Успеть на свой перрон, в свой поезд, в свой вагон…
Если чудеса и случаются, то именно в эту длинную новогоднюю ночь…
— Мам, а ты когда-нибудь жалела, что родила меня так рано? — запыхавшаяся от быстрой ходьбы по глубокому рыхлому снегу девчонка в ярко-красном комбинезоне и голубой шапочке упала на спину, раскинув руки и подняв в морозный воздух ворох искрящихся снежинок.
— Никогда, — плюхнувшись рядом, ответила молодая женщина в таком же комбинезоне и пушистой жёлтой шапке со смешным помпоном. — Ни одного дня, вот ни минутки. Сначала было прикольно — такая юная, и вдруг — мамочка. Страшно порой было — это да. Особенно, когда ты вздумала болеть в три месяца со страшенной температурой и судорогами. До сих пор в дрожь бросает от воспоминаний. Если бы не твои дед с бабулей, Женька, у меня б от страха точно крыша съехала.
— А как ты вообще рискнула рожать в шестнадцать? Мам, ну правда, ты никогда не рассказывала, — состроила просительную гримасу девчонка, увидев, как мать махнула рукой.
— Женёчек, ну ты время нашла — валяемся на холодном снегу, а тебя на разговоры потянуло. Давай вставать уже. В другой раз расскажу.
— Мамуль, снег совсем не холодный. И комбезы у нас суперские. Не замёрзнем. Давай ещё чуточку полежим, а ты мне как раз быстренько расскажешь.
— Ну, ладно, если только быстро. Хитрюга ты моя, — улыбнулась женщина. — Я тогда и сама не поняла, как забеременела. В смысле, не собиралась рожать. В смысле, — она окончательно запуталась.
— Ага, ты ещё скажи, что мне про это рано знать в мои шестнадцать, — прыснула Женя.