Время огня

— Я просто заметил, кириос, что мастерская, в которой создаются такие прекрасные вещи, должна быть окружена вызывающими вдохновение видами. — Общественные здания изучить легко. Но главные богатства находятся в частных руках, и чтобы познакомиться с ними, лучше всего сделать вид, что ищешь, скажем, подарок, чтобы отвезти его домой, и при этом пересмотреть как можно больше образцов.

Действительно, черт возьми, Лукас со своими подмастерьями создавал поразительно прекрасные вещи.

— Ты очень добр, — сказал ювелир. — Хотя я считаю — ведь все добро исходит от Господа, — что мы должны больше любоваться его творением, чем заботиться о собственных удобствах.

— Вроде этого? — Хейвиг указал на цветущую дикую яблоню в большой кадке.

Лукас улыбнулся.

— Это для моей дочери. Она любит цветы, а мы не можем ежедневно отвозить ее за город.

Женщины здесь обладают почетным статусом, многими законными правами и защитой. Но, по-видимому, Лукас решил, что гость нуждается в дополнительных разъяснениях:

— Возможно, мы с Анной ее балуем. Однако она наш единственный ребенок. Да, я был женат раньше, но сыновья покойной Евдоксии теперь взрослые. Ксения — первый ребенок Анны и моя единственная дочь.

Повинуясь порыву, он добавил:

— Кириос Хаук, не сочти меня слишком дерзким. Но я поражен встречей с таким… дружественно настроенным… чужеземцем из такой далекой страны. Много лет прошло с тех пор, как люди из твоей страны были у нас в варяжской страже. Мне хотелось бы подольше поговорить с тобой. Не окажешь ли честь нашему дому во время вечерней еды?

— Спасибо. — Хейвиг решил, что это редкая возможность поближе познакомиться с обстановкой. Византийские купцы и ремесленники объединялись в закрытые гильдии под присмотром префектов. Этот человек, известный мастер своего ремесла, вероятно, знает всех коллег и их дело. — С радостью.

— Не возражаешь ли, гость мой, если еду разделят с нами жена и дочь? — застенчиво спросил Лукас. — Они не будут вмешиваться. Но с радостью послушают тебя. Ксения — прости мою гордость, но ей только пять лет, а она уже умеет читать.

Ксения действительно оказалась прекрасным ребенком.

* * *

Хаук Томассон вернулся через год и рассказал, что служит в афинской фирме. Греция принадлежала империи и будет принадлежать до самой катастрофы; но торговля с другими странами настолько попала под контроль чужеземцев, что его рассказ был правдоподобным. Служба теперь часто будет приводить его в Константинополь. Он счастлив возобновить знакомство и надеется, что дочь кириоса Манассиса согласится принять небольшой подарок…

— Афины! — прошептал ювелир. — Ты живешь в сердце Эллады? — Он положил руки на плечи гостя. В глазах его стояли слезы. — Как замечательно! Увидеть эти храмы было мечтой всей моей жизни… Да простит меня Господь, я хотел этого больше, чем увидеть Святую Землю.

Ксения с благодарностью приняла игрушку. За обедом и после него она восторженно слушала, пока нянька не увела ее в постель. Замечательный ребенок, подумал Хейвиг. Девочка необыкновенно умна и не избалована, хотя, по-видимому, у Анны больше детей не будет.

Хейвиг был доволен. Культурный, чувствительный, наблюдательный человек может найти радость в любом времени. На какой-то срок исполняемое им поручение утратило свои кошмарные свойства.

На самом деле он просто переносился ненамного в будущее. Ему нужны постоянные появления, чтобы не устарели первоначальные данные наблюдений. Одновременно он может заводить больше связей, задавать больше вопросов, чем это возможно при единственном посещении.

Но, подумал он через несколько календарных лет, не больше ли он проводит здесь времени, чем необходимо? Неужели действительно нужно так часто навещать семью Манассеса, стать своим в ней человеком, проводить с ними праздники, бывать на пикниках, приглашать на обед или на день на специально нанятую баржу? Он явно превышает намеченные расходы… К дьяволу все это! Он может и сам снабжать себя, например, играя на ипподроме. Ведь результат известен ему заранее. У агента, работающего в одиночестве, большие возможности.

Он чувствовал себя виноватым, когда лгал друзьям. Но тут ничего не поделаешь. В конце концов его цель — спасти их.

* * *

Голос у Ксении высокий и звонкий; слыша его или вспоминая, Хейвиг всегда думал о певчих птицах. Так было с того времени, когда она преодолела робость и впервые рассмеялась в его присутствии. С тех пор она болтала с ним, сколько позволяли родители, и даже больше, когда они этого не видели.

Она была стройна, как тростинка. Он не видел, чтобы двигались с такой грацией; и когда не требовалась сдержанность, ноги ее танцевали. Волосы ее цвета полуночи массой громоздились на голове и, казалось, сгибали своей тяжестью стройную шею. Кожа чистая и бледная, лицо овальное, губы всегда чуть раскрыты. На лице господствовали глаза, огромные, с густыми ресницами, светящиеся и черные. Такие глаза постоянно видны в мозаике Равенны, у императрицы Феодоры Великой; их невозможно забыть.