Время огня

— Ничего особенного, док, — ответил он. Воспоминания смягчили его голос. — Она была моложе меня, я думаю, лет на пятнадцать. Конечно, большая часть того, что я знаю, ей незнакома. Но ведь справедливо и обратное, не забывайте об этом. Она хорошо знала все входы и выходы одного из самых блистательных космополисов в истории. Население, фольклор, законы, здания, искусство, песни, книги — да она читала греческих классиков, которые не дошли до моего века, погибли в катастрофе. Она рассказывала мне о них, читала грандиозные строки Эсхила или Софокла, и у меня по спине пробегала дрожь; она заставляла нас обоих упиваться Сафо или хохотать над Аристофаном. Зная, куда смотреть, я часто «случайно» находил книги на базаре… на самом деле в прошлом.

Он замолчал, переводя дыхание. Я ждал.

— А повседневная жизнь? — заключил он. — Когда вы заканчивали прием, разве вам не было интересно, что делает Кейт? И еще… — он отвел взгляд… — были мы с ней. Мы любили друг друга.

Она пела, занимаясь работой по дому. Проезжая мимо стены к конюшне, он слышал ее пение, доносящееся из окна; она была счастлива.

В целом они жили очень уединенно. Время от времени, чтобы сохранить маскировку, необходимо было развлекать купца с Запада, или Хейвиг отправлялся один на приемы, которые давали другие купцы. Ему это было нетрудно. Большинство купцов для своего времени были неплохими людьми и рассказывали немало интересного. Но Ксения с трудом сдерживала при этом отвращение. К счастью, никто не ожидал от нее поведения радушной хозяйки двадцатого века.

Но когда на обед приходили друзья с Востока, она выступала на первый план, полная жизни и веселья. Хейвиг шел на это, потому что Джон Андерсон, работник очень далекой торговой фирмы, должен был по крохам собирать информацию для Венеции и Генуи. Но ему самому нравились эти люди: ученые, торговцы, художники, ремесленники, духовник Ксении, отставной морской капитан и более экзотические типы, приезжавшие по дипломатическим или торговым делам. Их он специально разыскивал: русские, евреи из разных восточных местностей, иногда арабы и турки.

Когда приходилось уходить, он одновременно приветствовал перемену и негодовал по поводу потери времени, которое мог бы провести с Ксенией. Частые отлучки нужны были ему, чтобы сохранять маскировку Конечно, рабочий кабинет был у него дома, но Джон Андерсон должен был не только встречаться в людьми в городе, но и совершать поездки по суше и по морю в разные районы.

— Иногда избежать поездки было невозможно. Например, когда приглашали, — говорил он мне. — К тому же временами, как всякому женатому мужчине, мне хотелось побыть одному хоть часть дня. Но в основном, понимаете, я уходил в будущее. Я не знал… не знаю, что мне это может дать, но у меня было чувство, что я обязан установить правду. Поэтому я прежде всего перемещался в современный Стамбул, где у меня были поддельные документы и хороший банковский счет. Потом летел в нужную часть света, перемещался еще дальше в будущее и изучал этот район Федерации маури и их цивилизации, видел подъем, славу, упадок, падение и последствия их мира.

* * *

Сумерки медленно наползали на остров. Внизу, под высокими холмами, земля была уже покрыта тьмой; в домах моряков горели огни; но вода все еще блестела. Белая на фоне царственной синевы, которая изогнулась аркой в сторону Азии, видная сквозь ветви карликовой сосны, пережившей уже сотни лет, сверкала Венера. Из курильницы на веранде дома Карело Кеаджиму поднимался ароматный дым. На насесте сидела птица и исполняла свой репертуар затейливых мелодий, ради которых люди ее и вывели; однако птица не в клетке, у нее есть свое гнездо в лесу.

Старик сказал:

— Да, мы клонимся к концу. Умирание приносит боль. Но наши предки были мудры, когда сделали в своих мифах Нан равной Лесу. То, что длится вечно, становится непереносимым. Смерть открывает дорогу — как для народов, так и для отдельных людей.

Он помолчал, сидя рядом с другом, потом добавил:

— То, что ты рассказал, заставляет меня подумать, не слишком ли сильно оказалось наше воздействие.

(— Я проследил за его жизнью, — говорил мне Хейвиг. — Начинал он как выдающийся молодой философ, занявшийся политикой. А закончил как опытный государственный деятель, уединившийся, чтобы стать философом. И тогда я решил, что он присоединится к вам, станет одним из двоих людей нормального времени, кому я могу доверить свою тайну.

— Видите ли, мне не хватает мудрости. Я могу касаться поверхности, добывать информацию; но могу ли я интерпретировать, могу ли понять? Кто я такой, чтобы решать, что нужно сделать, что можно сделать? Я проскользил через много лет — Карело Кеаджиму жил, работал, мыслил непрерывно девяносто лет. Мне нужна была его помощь).

— Ты думаешь, — сказал Хейвиг, — что один из элементов вашей культуры слишком силен и окажет слишком большое воздействие на следующее общество?

— Да, судя по твоим словам. — Старик на несколько минут задумался. Хейвигу они не показались долгими.