Мы сидели недалеко от камина за прозрачным кофейным столиком, на котором стояли чайник и корзинка со сдобным французским хлебом. В громкоговорителе вещала какая-то дамочка, тараторя новости на финском. Я был почти на сто процентов уверен, что на Химосе больше англоговорящих иностранцев-туристов, чем финнов, которые могли понять этот язык. Я-то прекрасно понимал, что говорит радиоведущая, в отличие от остальных.
— Думаешь, это было хорошей идеей? — спросил я Марио.
— Что именно? — Он перевел на меня свой спокойный взгляд.
— Оставлять этих двоих вместе.
— Ну, либо они уладят конфликт, либо совсем рассорятся. Третьего не дано, — пожал плечами Хилл.
Он повернулся ко мне, демонстрируя тонкие правильные черты лица, словно от рождения был аристократом. Несмотря на то что на голове сидела шапка, платиновые волосы все равно были аккуратно уложены. Вообще, Марьен Хилл всегда выглядел так, будто одет с иголочки. Я думаю, такое человеку дано изначально. Либо ты даже заваренную лапшу ешь в красивой тарелочке, и все у тебя идеально разложено, и порядок в делах и жизни, либо ты суетный и ничего не успевающий, который даже дорогое вино пьет как дешевое. Я был уверен, что к первым я не отношусь. Быть может, он действительно обладал чем-то таким, за что так гордится и из-за чего ведет себя как засранец.
— Кстати, Матте предлагает сегодня вечером сходить на горячие источники. Они находятся в горах, в спа-комплексе Химоса. Там красиво, — сказал я, грея руки о чашку с глинтвейном.
— Здорово, — отозвался Марьен, вытянув руки на столе и рассматривая свои пальцы. — Можем расслабиться.
Я слабо улыбнулся и кивнул.
— У тебя было что-то с моей сестрой? — сразу в лоб спросил Марьен, подняв на меня глаза.
Я опешил, поперхнувшись. Сразу стало холодно, как бывает, когда смотришь ужасы и наступает особо страшный момент.
— «Что-то» — это что? — вкрадчиво произнес я.
— Тебе на пальцах объяснить? — раздраженно ответил Хилл. — Не строй из себя дурака. Я прекрасно знаю, насколько хорошо ты знаком с этим «что-то» с кем-то.
Я вопросительно поднял брови.
— В первую же ночь знакомства со Стеллой, сестрой Саймона, ты едва не затащил ее в постель. Уверен, такое ты проворачивал достаточно часто. Говорящий факт,
Я ощутил злость. Не знаю, из-за чего, но это явно придало моему тону наглости. Нахмурившись, я отодвинул полупустую чашку в сторону.
— И что ты хочешь этим сказать,
Он ухмыльнулся. Ему стало интереснее.
— То, что ты всегда рад воспользоваться возможностью.
— Я думал, что мы договорились, — процедил сквозь зубы я. — Когда речь заходит об Алессе, я в эти игры не играю.
Очевидно, меня взбесило то, что Марьен до сих пор считает, будто бы у меня есть какие-то неправильные мысли об Алессе. Хотя она — единственное, что я пытаюсь беречь.
— Вот именно. Это особое отношение меня и напрягает. На что ты надеешься?
Я не заметил, чтобы Марьен говорил это со злобой. Видимо, его действительно волновал этот вопрос.
— А на что я должен надеяться?
— Ты не подумай, — произнес Марио, — мне просто интересно, ради чего ты перечеркиваешь свой обычный образ жизни. У тебя полно разных возможностей, а вместо этого ты соглашаешься нянчиться с моей сестрой. Ты мог бы сто раз послать ее за чокнутые выходки, а на деле уже засыпаешь рядом с ней и даже заслужил мое доверие. Кастеллан, ты куда метишь-то?
Меня пробрал до костей его вопрос. Все это время я даже не задумывался о том, чего хочу от Алессы. Действительно, а чего я хочу от нее?
Я даже не знал, что вообще между нами происходит. Тот спонтанный поцелуй на пляже перед вечеринкой у Стеллы, другой поцелуй, когда я пытался отвлечь ее от Саймона… Теперь еще и тот, что был вчера. Все это остается необговоренным. Но я где-то слышал, что друзья обычно не целуются и вообще это не норма. Так какого хрена между нами происходит? Почему мы разговариваем, а потом в один момент срываемся, тянемся друг к другу, после чего спокойно делаем вид, словно ничего не случилось? Почему я не веду себя как обычный парень? Разве я не должен приставать к Алессе, представлять Алессу в душе и пытаться лишний раз… потрогать ее за что-нибудь? Вместо этого я потеплее укутываю ее в одеяло, слежу, чтобы она не поранилась, и любуюсь ее торчащими из-под волос ушами…
Я знаю, что люблю ее. Но какой любовью? Что я должен делать и должен ли вообще?
Марио понял, что я запутался в куче вопросов, заполонивших мою голову. Он вздохнул, слабо улыбнувшись, и мягко сказал:
— Ладно, я вижу, что ты сам еще не понял, чего хочешь от нее.
— Я… У нас ничего не было этой ночью, если что, — попытался я сменить тему.
— Да я уж догадался, — усмехнулся Хилл. — О чем-то говорили?
— Ага, — кивнул я. — Она нервничала, и я сказал, что всегда помогу ей.
Я увидел, как Марьен насмешливо вскидывает брови и улыбается.