Время Оно

— Это когда же, скажи на милость, богатыри долги-то платили? — ощерился Жихарь. — Обождет, не треснет. Вот ворочусь из похода — тогда, возможно, и посчитаемся, коли добыча выйдет несметная, а я буду добрый… Где мои доспехи, кстати?

— В кабаке, — ласково сказал кузнец. — Опечатанные лежат княжеской печатью.

— Печать восковая, не железная, — сказал Жихарь.

— Печать-то восковая, — согласился Окул. — А закон железный. Незримые путы, негремящие оковы — вот он каков, закон. Скоро на себе испытаешь.

— А ты словно бы радуешься, — сказал богатырь. — Словно тебе медом этот закон намазан.

— Тебе нас теперь не понять, — с сожалением сказал кузнец. — Беда тому, кто перемены в державе проспал: будет во все углы тыкаться, как слепошарый.

— Что мне долговая яма? — сказал Жихарь. — Народ небось выкупит. Я ведь вас от злодея освободил, вольность благую даровал… Мне всякий обязан!

Окул встал, подошел к Жихарю и взлохматил его рыжие, за зиму отросшие и свалявшиеся кудри шершавой лапой.

— Эх ты, — сказал он. — Никто гроша ломаного не заплатит — за зиму прожились. Да если кто чего и заначил, все равно не даст. А касаемо злодея… Многие о Жупеле сожалеют, особенно дружина: при нем-де порядок был, при нем-де все нас боялись, а теперь наоборот, только и глядим, чтобы нас кто не обидел. Покоренные народы от нас помаленьку отложились, а злобу затаили…

Жихарь посидел, помолчал, подумал — надумал.

— Ты, Окулище, вот что, — сказал он наконец. — Ты давай баню топи: свататься пойду.

Кузнец поглядел на него с уважением и возразить не осмелился.

…Из бани богатырь вышел посвежевшим, и даже силы какие-то в него возвратились: потешил душу, погонял банного, который сдуру вылез в четвертый пар, хотел содрать богатырю шкуру со спины, да не на того нарвался. Кузнец не пожалел для друга чистой рубахи; рубаха, правда, была прожженная, зато в петухах. Нашлась и перемена портянок, а штаны все еще сохраняли позолоту шитья. Если очень придирчиво не вглядываться — жених и жених.

— Ты пойми, — терпеливо втолковывал Жихарь сомневающемуся кузнецу. — За кого же ей нынче замуж выходить? Не за тебя же — семеро по лавкам! Не за Невзора же кабатчика!

— Есть и в дружине желающие, — вздохнул кузнец.

— Желанья такие повыведу: всех убью, один останусь! — воскликнул Жихарь.

— Может, и так, — сказал Окул. — Только ведь закон-то…

— А что закон? — сказал Жихарь. — Полное право имею присвататься к немужней девице и княжеское звание тем самым обрести. Стану принц-консортом — вот это как по-ученому называется. Веди на княжий двор, бестолковый сватушка!

Куда денешься — повел. Люди на улицах глядели на Жихаря искоса, отводили глаза, а иные украдкой плевались.

— Поднялся-таки, продрал очи! — шипели вслед старухи.

— Чуют, что виноваты, — заметил богатырь. — Закон законом, да ведь и совесть иметь надобно! Ну, не бойтесь, не страшитесь, стану вас миловать…

Старух это, надо сказать, нимало не обрадовало.

На княжьем дворе вышла небольшая заминка: у крыльца стоял с озабоченным видом кабатчик Невзор, держал в руках знакомое Жихарю устройство — нанизанные на прутья костяшки в деревянной раме. К слову, объяснил ему это устройство как раз богатырь, наученный искусству счета еще царем Соломоном.

Костяшки зловеще щелкали, как бы учитывая быстротекущее время. «Время — деньги» — тут же вспомнилось Жихарю и присловье премудрого царя.

— А, должничок проспался! — радостно воскликнул кабатчик. — Ты-то мне и нужен! Долг платежом красен, а займы отдачею! Не штука занять, штука отдать! Сколько ни занимать, а быть платить! Продай хоть ржи, а долгу не держи! Заплатить долг скорее, так будет веселее! Долг не ревет, а спать не дает! Чужие денежки свои поедают! Возьмешь лычко, а отдашь ремешок…

— Да помолчи, успокойся, — сказал Жихарь. — Стар долг, да кто ж его помнит?

— Отдашь ломтем, а собираешь крохами, — пригорюнился Невзор. — У заемщика сокольи очи, у плательщика и вороньих нет.

— Должен, не спорю, отдам не скоро; когда захочу, тогда и заплачу! — нашелся Жихарь. — Пиши долг на забор: забор упадет, и долг пропадет. Ссуды пишут на железной доске, а долги — на песке.

— Лихву сбирать — тяжело воздыхать, — тяжело вздохнул кабатчик. — В копнах не сено, в долгах не деньги. Долг не ждет завещания!

— Да я помирать и не собираюсь! — вскричал Жихарь. — Тогда пиши на дверь, получай с притолоки. Коли взято давно — так и забыто оно!

— У долга и век долог — долги живучи, — возразил кабатчик. — Легко людей учить, легко долгов не платить. Что ж, дружок, когда должок?

— Будет, будет тебе, — посулил Жихарь. — С лихвою будет. Вот сейчас с княжною вашей потолкую, тогда и тебе благоприятное решение выйдет…

— Э, — сказал Невзор и растопырился в проходе. — Туда покуда нельзя…

— Так я же свата засылаю, — сказал Жихарь. — Дело неотложное, жениться да родить нельзя погодить! И чего ты вообще при княжьем дворе сшиваешься?

Это правда, кабатчику в таком почетном месте делать было нечего — Жупел кабацкими услугами небрег, у него собственный винный погреб имелся.