Время ошибок

– А как же ваш лозунг момента, Владимир Ильич: «Каждому здравомыслящему курсанту по женщине лёгкого поведения! Плюс электрификация всей страны!»

– Лозунг этот давно не актуален, товарищи! После того, как им воспользовались эсеры, мы не в состоянии распознать, где здравомыслящий курсант, а где – притаившийся гнилой интеллигент.

– Га! – подмигивает мне Бруныч. – Так это же проще простого! Каждый здравомыслящий курсант, невзирая на воздействие брома, мыслит исключительно в русле основного инстинкта. В то время как гнилой интеллигент только и занимается тем, что просто мыслит. И ещё один архиважный вопрос, Владимир Ильич. Как с точки зрения пролетарской революции надлежит поступать с так называемыми сексуальными меньшинствами?

– Расстрелять, батеньки мои! Расстрелять эту гидру сексуальной контрреволюции вместе с попами и кулаками! По законам, что называется, военного времени!

Надурачившись, замираем невольно перед открывшейся вдруг панорамой – в пологом распадке пронзительно-синее озеро; на противоположном берегу частокол подпирающих небо сосен; а в самом низу, меж растянувшейся россыпи серых камней, играющий на солнце ручей.

– Жалко, что я не художник, – прерывает молчание Дулепов. – Но можно ведь и словами… Хотите, стишок прочитаю? Короткий. Попался мне как-то в журнале. Фамилия автора выпала, а текст как приклеился. Конечно, сейчас не сентябрь, и ещё далеко не вечер, и всё же послушайте:

На тихой воде одинокая лодка.

В разрывах тумана тускнеет заря.

И северный лес погружается кротко

в морозную ночь сентября.

И клёкот совы, пролетающий через

уснувшие сосны, протяжно глубок.

Замшелые скалы. Сиреневый вереск.

Немого костра уголёк.

Военные сборы.

Учения. Стрельбы. Ночные марши. Полтысячи судеб в палаточном городке. Полтысячи «пиджаков» и служивых. Теперь уже всё это в прошлом – далёком, похожем на сон. Но разве не прошлым, как ручейками река, питается настоящее?

Учёные утверждают, что способность к коммерческим операциям присутствует далеко не у каждого человека.

У Бруныча она определённо присутствует, и первые признаки коварного её присутствия обнаружились ещё на «картошке».

«Картошка» – это, собственно, и есть начало студенческой вольницы, и это всегда сентябрь. Благословенный месяц, за который новоиспечённые первокурсники успевают подружиться, влюбиться, рассориться и снова влюбиться.

Итак, сентябрь 198* года, совхоз имени Зайцева, посёлок Нижний Бесовец.

В здании старой школы на двухъярусных койках обретаются пятьдесят вчерашних абитуриентов с надзирающим за ними преподавателем.

Вечером – настольные игры, ужин и стихийная дискотека. Перед дискотекой – напитки. Конечно, тайком от преподавателя. Вчерашние школьники литрами пьют свободу!

Днём – трудовая повинность. У девчат она заключается в фасовке и переборке. У мальчишек – это погрузо-разгрузочные работы, а также сопровождение уложенного в мешки картофеля в магазины и овощебазы Петрозаводска.

В одну из таких поездок Брунычу, как он совершенно справедливо заметил, «пепёрла масть» – заведующая магазином, на радостях, что товар разгружен ударными темпами, пожаловала грузчикам по рублю.

– Колоритная у вас бригада! – улыбнулась она, прощаясь.

Ещё бы не колоритная! – почти двухметровый балагур Эстерле и вечно хмурый, с трудом преодолевший полутораметровую ростовую отметку, Олег Роговой.

На следующей точке потребовали оплату сами.