Время останавливается для умерших

— Уж если не везет, то до конца, — буркнул Клос, обгоняя какого-то не отличающегося мужеством водителя «трабанта».

— Что ты там бормочешь?

— Опять возвращаемся без убийцы. Наверное, скоро уже привыкнем к этому.

— Дорогой мой, если бы после каждого преступления мы привозили в отделение убийцу, то милиция была бы не нужна. За нас справлялись бы харцеры.

— Едем на Мокотовскую? Я хотел сказать, что мы возвращаемся даже без надежды найти преступника.

— Если повезет, раскопаем что-нибудь у Зомбека в квартире.

— Как ты думаешь, Павел, — помолчав, спросил сержант, — через сто или двести лет будет еще нужна милиция?

— Если была нужна все эти две тысячи лет, то следующие две, думаю, тоже пригодится. Во всяком случае, наши потомки будут праздновать тысячелетний юбилей польской милиции. Поспорим?

Началось… Сержант впал в транс и сейчас начнет философствовать, у него бывали иногда такие заскоки.

— Что на тебя напало?

— Не нравится мне эта история с кассиром. Я чувствую, что деньги тут ни при чем. Это какое-то более крупное дело, — сказал сержант.

— Грабителя могли спугнуть. Возможно, кто-то шел по коридору или постучал в дверь. Тогда неизвестный перепугался, втолкнул Зомбека в сейф и сбежал, не взяв денег.

— Нет, — поспорил сержант, — Это какое-то крупное Дело.

— Хочешь отказаться?

— Ну, такого в моей биографии еще не бывало. Но это паскудный случай, вот увидишь.

3

Завод «Протон».

В коридоре второго этажа административного корпуса перед распоротой дверью сидит охранник Габриель Броняк. Он пьет чай из алюминиевой крышки термоса, заслышав приближающиеся шаги, убирает термос на подоконник и берет в руки приставленный к стене карабин. Из-за поворота коридора появляется бухгалтер Ванда Калета. Как это бывает иногда у полных людей, она идет легко, двигается быстро и проворно.

— Пустите, пожалуйста, — говорит она охраннику, — Мне нужно войти.

Броняк кладет карабин поперек колен, преграждая ей путь.

— Нечего сюда ходить, — отвечает он. — Нельзя.

— Я должна взять конверты для зарплаты. Пан Эмиль уже написал на них фамилии и суммы, нужно их забрать.

— Нет, — упирается охранник. — Пан капитан сказал, что нельзя никого впускать.

— Тело пана Эмиля уже увезли, я сама видела.

— Нельзя туда входить, пани Калета. Еще идет следствие, и вы можете что-нибудь испортить.

— Броняк, если вы меня тотчас же не впустите за конвертами, я позову директора. Уж он вам скажет…

— Пана директора я тоже не пущу. Можете звать кого хотите, хоть министра, а не пущу.

— Чтоб вас… — бухгалтер еле сдерживает гнев. — Что я буду делать без этих конвертов?

— Выдавайте без них. Или купите.

— Вот еще новости. Может вы мне подскажете, из какого фонда?

— Как всегда, — отвечает Броняк, — из социального.

Калета открывает рот, но ничего не говорит. Поворачивается и быстро уходит. Броняк снова отставляет карабин, берет термос и откручивает алюминиевую крышку.

4

Сержант останавливает машину на Мокотовской перед старым запущенным домом. В конце длинного туннеля ворот, с правой стороны, размещается дворницкая. На противоположной стороне двора — флигель, где жил Эмиль Зомбек.

Мы вошли в дворницкую.

Дворник Макух был человеком грубым и брюзгливым. Мы не стали говорить ему, что Эмиля Зомбека нет в живых. Просто спросили, что о нем известно.

— Зомбек вас интересует? — задумался Макух. — А что может хотеть милиция от Зомбека? Самый спокойный и невидный жилец во всем доме.

Снова то же самое: «будто не жил», «словно не существовал», теперь еще «невидный». А однако его все же кто-то заметил и убил.

— У него есть знакомые, кто-нибудь его навещал? — спросил сержант.

— Ничего я не знаю, — ответил дворник. — Много бы знал — до утра бы не дожил. Есть у меня небольшой участочек в пригороде, занимаюсь овощами, знаете ли. Так, чтобы немножко заработать. Малюсенький, — рассмеялся он, — но жить можно.

— Если вы занимаетесь овощами, — спросил я, — то кто же следит за домом?

— За это я спокоен. У меня есть дочка от покойной жены, Галина, она и присматривает. Я ее кормлю, одеваю, воспитывал и в школу водил. Теперь пусть домом занимается. Нужно быть хоть немного благодарной отцу.

— А убирать, лестницы мыть? — допытывался сержант. Его всегда интересовали такие «житейские мелочи».

— Нанимаю женщину, она и делает. Каждую субботу моет и выметает за этими неряхами. Снимаю с жильцов за это по двадцать злотых в месяц. У дочки есть аттестат, фортепиано я ей купил — слишком она культурная для такой работы, видите ли. А я с утра до ночи должен надрываться. Некогда даже спокойно выпить, те же пол-литра с друзьями раздавить. Нет, ничего не знаю об этом Зомбеке. Скажу только, что он тихий и незаметный. И как будто никто к нему не заходит. Никогда не видал. Ей-богу, не могу о Зомбеке дурного слова сказать.

— А где ваша дочь?

— Куда-то убежала, откуда я могу знать. Ага, что до Зомбека, так он сам себе готовит завтраки и ужины, а обедает на работе, в столовой.

— Где он работает?

— Я не из милиции, не знаю. Что мне до того, где он работает? Платит аккуратно.

— И что вы еще знаете? Может, что-нибудь припомните?

— Ну, это уж его дело. Зомбека и спрашивайте.