Время остановилось

– Его бы в хлев, Никитку твово, Машку подоить, да свиней с курями накормить! – мелко закивала Степанида – Понауезжали в города свои и думають – богатеями стали! Живут в коробках каменных – света не видят! Еду из пакетов трескають! А действительно, неси-ка лучше первачок свой! Малого вон надо отпаивать. Весь с лица спал после аварии… Такого и в гроб класть – не позавидуешь!

Антон Мефодьевич отряхнул свой, давно вышедшей из моды сюртук, поправил мешковатые штаны, вытертые до дыр, и потер спину, с трудом разгибаясь – Один момент! – он стремительно, насколько позволяли ему больные ноги, покинул комнату.

– А я закусочки принесу. – засуетилась Степанида Игоревна, и резво направилась к выходу, шаркая разношенными тапочками из овчины, и бубня под нос – Минуточку-минуточку. Сейчас конфеток с печеньицем соберу. – ее яркое цветастое платье промелькнуло мимо меня, обдав ароматом нафталина и терпким запахом «Красной Москвы», от чего у меня закружилась голова.

– Я пожалуй тоже оставлю вас ненадолго! – Игнат Нестерович лихо поправил поредевшую бородку – Вам есть о чем поговорить! Игнессушка так долго ждала твоего приезда. – обратился он ко мне – Так переживала за тебя!

– А он все еще за тобой ухаживает? – заговорщически подмигнул я бабуле, когда мы остались вдвоем.

– Да уж, старый ухажер, лучше молодых трех! – бабуля махнула рукой вслед своему кавалеру – Он хоть и подслеповат, и ходит кое-как, но всегда романтичен, галантен и влюблен в меня без памяти!

– Да он и раньше, помнится, был первый парень на деревне! – сказал я – С гармошкой в руках, да с букетом в петлице…

– Он и сейчас такой! – бабушка вздохнула – Только постарел! Шевелюра поредела, да бороденка на козлиную больше стала смахивать!

Я посмотрел на бабулю внимательней. Она почти не изменилась, то же аккуратное платье, вязанная кофта и элегантные туфли с бантиком, какие я помню еще с детства… только ссутулилась немного, да седины стало больше.

– А вы все те же старики-разбойники! – вздохнул я, радуясь, что бабушка чувствует себя нормально – Собираетесь все так же, чаевничаете! – я взял ее руку, жилистую, с пальцами, изуродованными подагрой, но такую ласковую и теплую. – А знаешь, Любка мне написала, что ты совсем сдала… Что могу не успеть… Вот я и мчался на всех парах… Обманула она меня что-ли?.. А, хотя и правильно, я не жалею!

– А уж как я тебя ждала, внучек, как ждала. Вот, дождалась. – она подоткнула под меня одеяло, как делала это в детстве. – А Любушка совсем взрослая стала – невеста! Расцвела! Она тебя и нашла в лесу… Все бегала, смотреть, не покажется ли машина… Знала, что по этой дороге поедешь… Прибежала, вся сама не своя, кричит, причитает! Вот мы на Антоновой телеге-то и поехали! Как ты себя чувствуешь? – она потрогала мне лоб и заглянула в глаза.

– Уже почти сносно! Голова не болит, руки-ноги целы и ладно! Главное – дома, остальное заживет!

– Тебя-то привезли, а машину не смогли – передок-то весь раскурочен. – заохала бабуля – Что делать – ума не приложу! У нас тут отродясь мастеров-то по этой части не было!

Машина и меня беспокоила – ну что я теперь скажу маме? Хорошо время еще есть, подлатаю – почищу… А потом в город вернусь, с первой же получки в сервис отдам – там все исправят. Может мама и не узнает ничего! Перетащу обратно в гараж, а там, посмотрим. Правда, дядя Вова все на машину поглядывал, как раритет продать предлагал. Но мама не согласилась, мне, как память от отца, передать хочет.

– Пусть пользуется наследством! – отмахнулась она от друга – Пока на новую не заработает – на этой учиться ездить будет! Саша-то ее в полном порядке держал!

Я радовался. Ни у кого из моих друзей не то, что новой, а вообще никакой тачки нет, а у меня своя, хоть и старенькая, но без царапин, серебристая, с кожаным салоном…

Я замечал, что дядя Вова злится, но сказать-то ничего не может. Кто он – друг мамин, не более… А она всегда говорила, что на первом месте у нее сын, а все остальное потом!

Вот теперь нет машины…

– Деревенька наша совсем опустела. – продолжала тем временем бабушка – Почитай, только мы тут и обитаем, да еще с десяток избушек… Ну, а ты, расскажи, расскажи, как там у вас городских дела?

Я удобнее устроился на подушке, и начал рассказывать. Проговорили мы долго, солнце перевалило далеко за полдень. Во дворе послышались голоса соседей. Началась суета. На стол застелили вышитую, еще моей мамой, скатерть, загремела посуда, закипел самовар.

– Вот, дорогуша, – Игнат Нестерович шагнул к своей «несравненной и единственной Ладушке», протянув несколько голубых колокольчиков на длинном тонком стебельке. – Прими от меня этот скромный букетик!

– Как это мило с твоей стороны, Игнат! – бабушка расцвела, заулыбалась. Скромно, впрочем, как делала это тысячи раз, уткнулась носом в ароматное облачко.

– Время остановилось! – ухмыльнулся я – Ничего здесь не меняется годами.