– К отцу? При чём здесь он?
– Ну как же, – говорит Бюрль, сладко улыбаясь, – учитывая его близость к госпоже министру…
Внезапно мне становится тошно от жалоб этого скользкого типа, которого я сам понизил в должности, подделав подпись матери, когда она заснула у бассейна. Сама-то она, конечно же, забыла бы отомстить за все годы, что он унижал ее. Но я восстановил справедливость. Чтобы наконец отделаться от Бюрля, я равнодушно замечаю, что если он недоволен, то есть еще вакансии в категории «Е». Оставив его в полном потрясении, я направляюсь к фуршетному столу, где стоит отец.
– Томас? – удивляется он. – Что ты здесь делаешь?
Я напоминаю ему, что он сам меня пригласил. Отец краснеет и отводит глаза. Из чего я заключаю, что в список гостей меня внесла Эдна Пиктон. Я понимаю его замешательство. Отцу неприятно, когда я вижу его на службе. Он чувствует мое осуждение и страдает, поскольку сознает, что я прав.
Проглотив обиду, я стараюсь ему улыбнуться, как раньше, когда мы были заодно и вместе против общества, против благонамеренных граждан и их привилегий, против матери с ее дурацкими принципами и готовностью под всех подлаживаться… Сегодня отец мне нужен. И это смущает, учитывая, кем он стал. Ну да ладно. У меня всё равно нет выбора.
– Томас… надеюсь, ты не сильно на меня сердишься за наш разговор о Бренде. Если я могу чем-то помочь…
Я тут же хватаюсь за эту возможность:
– Да, кстати… я получил приглашение на имплантацию чипа. Ты можешь меня от этого избавить? Или хотя бы отложить на время?
Отец резко выпрямляется, и несколько капель апельсинового сока из стакана проливаются ему на рукав.
– Шутишь?! – говорит он, нервно оглядываясь. – Ты не представляешь, чего мне стоило включить тебя в число избранных! Все самые знатные люди страны продали бы душу дьяволу ради того, чтобы их дети участвовали в празднике святого Освальда! Особенно в этом году, когда чип имплантируют внуку президента…
– Но в этот день я не могу!
– Тебе плевать на меня, да? Это историческое событие, Томас. Оно будет транслироваться по государственному телевидению. Для меня это прекрасная возможность объединить всю молодежь страны вокруг моего проекта «Энергия Дерева». Я уже десять дней пишу речь и скоро дам тебе почитать то, что набросал…
Он отстраняет меня, чтобы пожать руку этому назойливому Антони Бюрлю. Два слова сказаны шепотом на ухо, и мой отец уже кивает и идет вслед за впавшим в немилость чиновником. Я вижу, как он слушает, что-то записывает и успокаивает бывшего ухажера своей жены. Мне до того тошно, что я поворачиваюсь спиной. Переведя взгляд на витрину, в которой сидит медведь, я мысленно прошу моего старого друга Пиктона вернуться на землю. Потому что я не выношу живых.
На сцене распорядитель постукивает по микрофону, призывая публику прекратить разговоры, и объявляет с большой торжественностью:
– Господин министр природных ресурсов.
Мой отец дружески сжимает плечо Бюрля, легко взлетает на сцену и стоит, глуповато улыбаясь, в ожидании, когда стихнут аплодисменты. Потом он делает глубокий вздох и произносит фальшиво-уверенным тоном:
– Господин президент, господин вице-президент, дамы и господа министры, дорогие друзья науки, сегодня закрывается очередная страница истории, которая навсегда останется в нашей памяти. Признаюсь, это особенно важно для меня – сегодня вечером отдать дань памяти гениальному физику, которому мы обязаны первой революцией в энергетике, – Лео Пиктону…
Благодарно кивнув, отец жестом заставляет умолкнуть крики «браво» оголодавших слушателей, которые понадеялись, что речь уже закончилась.
– В то время, – продолжает он, – это была мощная идея: после смерти граждан использовать мыслительную энергию, накопленную в их чипах, для работы заводов и электростанций. Это, правда, ущемляло права человека, его души. Но отныне наши дорогие усопшие могут почивать с миром. По согласованию с моим руководителем, министром Лили Ноктис, скоро я смогу объявить, что энергетические нужды страны будут полностью покрываться деревьями благодаря стимуляции и аккумулированию их электромагнитной активности нашими приборами. Мы больше не будем тревожить мертвых. И тем более живых. Некоторые из высших лиц государства под влиянием Оливье Нокса не так давно пытались использовать энергию полового созревания подростков. Позор тем, кто хотел превратить гормональную бурю в альтернативный источник энергии, пренебрегая здоровьем наших детей, словно это какие-нибудь морские свинки…
Отец поворачивается к Джеку Эрмаку. Но тот, фальшиво улыбаясь, спокойно и высокомерно выдерживает его взгляд. Ему всё-таки удалось удержаться на плаву, этой хитрой крысе. Арестовав своего бывшего сообщника Оливье Нокса, Эрмак сохранил и свою шкуру, и свой пост. Правда, теперь он старается быть незаметным, чтобы о нём все забыли, пока Робер Дримм является фаворитом Лили Ноктис.