Время освежающего дождя

Ростом понял, что первоначальный план уничтожения рогаток пока неосуществим, и принялся убеждать кричащих и жестикулирующих сократить хотя бы размер пошлины. Но одержимые отвергали все доводы; они и впредь разрешат плыть плоскодонным фелюгам, навтикам и плотам лишь после уплаты проездных пошлин, ибо эта часть Куры уже много веков у них на откупе. Разве не утвердил царь Баграт Пятый за Лихи право сбора проездных пошлин? А с какого веселого часа вода свободна от царя?

— Или для азнауров тайна, что большую долю пошлины царству отдаем? надрывался широкоплечий лиховец, обнажая желтые клыки. — А сколько на церковь надо жертвовать?!

Пытались Элизбар и Ростом облегчить хоть крестьянам путь по Куре, ведь лиховцы тоже крестьяне, выходит — братья.

— Братья? — взвизгнул какой-то толстяк, багровея. — А что для нас делают эти братья?! Что?! Раз хоть привезли подарки? Если не головку сыра, хоть головку чеснока?

Ростом сумрачно оглядел разодетых грузных лиховцев. Они надвинулись такой плотной стеной, что и шквал не смог бы разъединить их. Нет, тут нужны другие меры. Но какие?.. Если не мед из кувшина, то хоть меч из ножен.

— Мы тоже крестьянам за все платим! — надрывался нацвали, придерживая кинжал, пятнистый, как форель.

— Чтоб черт подавился вашей платой! — в сердцах воскликнул Элизбар. — И с нас же взыскал! Половину поклажи отбираете! Кто вы, если не хищники?! Хуже стражи у княжеских рогаток на дорогах!

И снова безудержные крики, брань. На середину площади вдруг выскочила жена нацвали с лоснящимися красными щеками, будто на них кизил давили, завопила, заколотила себя по голове, как бесноватая, разразилась проклятиями, и лишь браслеты на ее руках вызывающим и откровенно наглым звоном как бы выдавали ее притворство.

— Вай ме! В нищих хотите нас обратить?!

— Такое еще никто не придумал! — подхватили другие женщины, хвастливо выставляя напоказ свои наряды.

— Никто! Со времен Баграта Пятого!

— У меня пять дочек. Может, вы, азнауры, им приданое сделаете? продолжала свирепеть жена нацвали.

— Почему мы? — хладнокровно проговорил Ростом. — Пусть владыки монастырей выдадут замуж твоих бедных дочек, ведь с монастырских вы ничего не берете.

— Святые отцы за нас бога молят, а вы…

— А мы — сатану! — плюнул Элизбар, сжимая нагайку. — Сатану! Чтобы жир из вас вытопил, иначе лопнете.

— Нехорошо говорите, азнауры, — буркнул седой толстяк, как-то странно искривив рот. — Когда княжеские мсахури приплывают, всегда уважение оказывают.

— Княжеские? Еще бы! — Элизбар насилу сдерживал себя, чтобы не пустить в ход нагайку. — Ведь вы с них восьмую часть берете. Выходит: с бархатной куладжи — нитку, а с заплатанных шаровар — кисет? Запомните: каждый кажется себе великаном. А для вас рай может и на земле засиять, когда голыми останетесь.

— Куда же вы, азнауры?! — выкрикнул старик Беридзе и с внезапным проворством схватил уздечку, придерживая коня Ростома. — Кто видел, чтобы Лихи отпускало гостя без угощения? Э-э, сыновья, внуки, просите!

— Без угощения — как можно?! За одно бог пошлет два, — раздались дружные голоса. — Войдите в дом.

— Мы, отец, в гости только к друзьям ездим. — И Ростом, осторожно высвободив уздечку, тронул коня. — Но советую запомнить: иногда вода и обратно течет…

Выслушав подробный рассказ «барсов», Моурави решил своей властью обуздать речных разбойников. Но вмешалась церковь: речная подать приносит царству большой доход… «И церкви», — с негодованием подумал Саакадзе и решил, что самая страшная рогатка на путях к восстановлению царства церковь, но ее силу пока не преодолеть.

Мысли Хорешани вновь вернулись к тому, что беспрестанно так тревожило ее.

На склеп стал похож Метехи. Будто никогда не журчали там фонтаны, не звенели струны чонгури, не лилась песня. Лишь князь Газнели, ее отец, бродит по замку и… ждет царя. Зураба Эристави раздражают безлюдные замки, может, потому настаивает, чтобы фамилия Саакадзе поселилась в Метехи? Георгий отказался: еще подумают — трон замыслил узурпировать. Арагвинские владетели огорчились, всегда мечтали о царских покоях для Русудан. Но умная Русудан предпочла дом, предложенный ей Мухран-батони, пока строители воздвигают Моуравис Сахли возле Авлабарских ворот… Мухран-батони в большом почете у духовенства… Что затеял Георгий? Приказал спешно чинить главные караван-сараи. Большие дела задумал. Из Стамбула от Осман-паши должны прибыть гонцы. Везир султана прислал ферман, льстиво уверяет, что князь Шадиман — песок у ног Саакадзе, а торговлю надо строить на прочном камне. Гонцы передадут дары Стамбула и восхитятся победой Моурав-бека над шах-собакой, который в битвах предпочитает коварство взмаху сабли… О, Георгий осторожен, он оказывает католикосу царские почести, а князья твердо знают: правитель царства — Георгий Саакадзе.

Еще многое перебрала в памяти Хорешани, следя за изменчивым переливом сумерек… Где-то гулко стукнула дверь, кто-то громко вскрикнул. Возбужденно вбежал Дато, к его лбу прилипли мокрые волосы: