— Прости меня, девочка. Правда, прости. Я очень хочу, чтобы ты меня не боялась.
— Потому и врешь?
Он кивнул.
— Ну и зря. Я действительно боюсь, но совсем другого…
— А ты не бойся. Ничего и никого. Обещаю, тебя никто не обидит!
— Даже ты?
— Даже я. — Вадим поднял голову. — Если хочешь, я больше не буду тебе врать.
— Хочу. — Слезы продолжали скатываться по ее щекам.
— Бедненькая моя! — Вадим притянул ее ближе, заставил пересесть к себе на колени.
— Расскажи мне про себя. — Попросила она. — Все, все, все!
— Хорошо, я расскажу тебе. Все с самого начала. Может быть, даже покажу.
— В картинках?
— Что-то вроде того… — Вадим снова взял ложку. — Но сначала, если ты не возражаешь, я дохлебаю твой суп. Зверски хочу есть, а таких борщей я давненько не пробовал.
— Тебе понравилось? — Лицо ее просветлело.
— Мировой супец! — Он кивнул. — Честное слово…
— Ты знаешь, некоторых из наших питомцев я помещаю именно в тот давний свой мир. Получается довольно убедительно, а дети — не взрослые и лишних вопросов не задают. Для них и в сказку поверить неизмеримо легче, а если сказка преподносится подобным образом…
— Но ведь в твоих сказках страшно.
— Конечно. Только настоящее воспитание без страха невозможно. Человек тогда ведь и растет, когда превозмогает свои страхи, когда учится преодолевать препятствия. Может быть, звучит не слишком правдоподобно, но мы и в том жутковатом мире умудрялись жить весело. Кругом умирали люди, по улицам сновали ветряки, а мы скандалили, воевали и веселились. Даже жили не в обычном доме, а в водонапорной башне. Егор Панчугин, Санька, Лебедь… Подбирали в подворотнях сирот, свозили к Ганисяну. Был там у нас такой старик, директор музея. Добрейшей души человек. Пульхен пытался удерживать в городе порядок, воевал с бандами. Мадонна, та самая из Нью-Йорка, была у него правой рукой.
— Она любила тебя?
Дымов удивленно взглянул на Аллочку.
— Как ты догадалась?
— Очень просто. Иначе она не оказалась бы здесь. Все ведь остались там, а она отправилась за тобой. Я ее понимаю.
— Глупышка… — Вадим погладил Аллочку по голове. — Хотя так оно, в общем-то, и было. Кроме того, ей там тоже трудненько приходилось. Подобные времена плохо подходят для женщин. Словом, каждый выживал, как мог. Тех же мародеров и бандитов Пульхен отлавливал чуть ли не каждый день. В одиночку по улицам уже не ходили. Вместо машин использовали броневики и танки. А в лесах попадались порой такие твари, что и врагу не пожелаешь встретить. Мой друг Артур рассказывал о людоедах, живущих в брошенных деревнях, видел он однажды и безразмерыша…
— Что, что?
— Я сам не видел, но это было что-то вроде огромной змеи только без головы и хвоста. Этакое живое колечко. А свищей я и сам несколько раз видел. Зверюга еще тот. Чем-то похож на древнего ящера, только на порядок умнее. Кое-где встречались гигантские пауки, а по городским кварталам медленно расползалась грибная плесень. Сначала она проникала в подвалы и пустующие квартиры, затем обвалакивала и поедала целые дома.
— Как это — поедала?
— Не знаю в точности как, но органику эта грибная слизь растворяла прекрасно. В итоге, спустя энное время, здания попросту оседали на землю и превращались в пыль. Получалась своеобразная санитария — все, что начинало гнить, немедленно пожиралось гигантским грибом. Ходили даже слухи, что эта слизь тоже обладала зачатками разума. Во всяком случае, бороться с ней было бесполезно. Ее выжигали огнеметами, травили химикатами, но она выползала то в одном, то в другом квартале. Кое-кто из диггеров рассказывал, что гриб уже заполнил собой все канализационные тоннели. Так что всерьез с ним бороться и не пытались.
— Прямо какая-то жуть! — Аллочка прижалась к нему теснее. — И вовсе даже не весело.