Время перемен

– Я поближе буду! Что уставился? Не ожидал, что за своих людишек вступлюсь? Ты кто такой, чтобы решать судьбу моих подданных? Жадность глаза застила? Не о земле думать должен, а душах людских. На дыбу его.

Она как раз освободилась. Митрополит провожал утаскиваемое тело остекленевшим взглядом. За тем тянулся кровавый след.

– Прости меня, государь! На все согласен! – затараторил он.

– Это хорошо, что искренне раскаиваешься, но смерти Прохора не прощу.

– Жив он, в подклетях у меня на дворе!

– Точно?! Михайло, пошли-ка людишек проверить.

– Истинный крест, сегодня видел. Не сам я, бояре попутали.

– Кто там кого попутал, мне неинтересно, но ежели не выживет, то голову потеряешь ты. Значит, землю отдашь?

Это остановило его. Куда ни кинь, всюду клин. Если не я, то свои точно пришибут за это.

– Хорошо, взамен обязуюсь передавать церкви восьмую часть доходов казны, в соответствующие епархии, ну решай же. Ты все равно подпишешь, только позже, – сказал я и со значением так посмотрел на дыбу.

Подписал он, никуда не делся! Так все церковные земли и перешли в казну. Только то, что произошло там, в застенках, навсегда осталось тайной. У свидетелей тех событий лишних голов не было, а камни, из которых была сложена башня, известные молчуны. Тот день выдался длинным. Много еще указов было написано, а Прохор оказался жив, но плох. Таисию вернули, она и выходила своего мужа, тогда-то и растаял лед между ними.

На следующий день вышел из темницы Бельский. Вот так вот вдруг.

Глава 6

Благо, ума хватило дальше на рожон не лезть. При, казалось бы, абсолютной власти великого князя Московского, реальная власть за эти годы утекла к боярам. Так просто ее не вернешь. Сначала усилить свои позиции надо, раз появилась возможность, но дело это не быстрое. А раз так, то будем ослаблять всех, на нее претендующих, отойдем в тень, пусть промеж собой режутся.

– Чего изволили, государь! – проорал на радостях вызванный Тихон.

– Тихо ты, чего кричишь? Заикой так сделаешь! Слухай сюда, Прохор сейчас за елью поедет. Ее опосля на рву поставят. Украшать будем…

На некоторое время вновь задумался. Удивительно, насколько изменится язык за пятьсот лет. Здесь говорится «на рву», а там, в будущем, это будет звучать как «где-то рядом, неподалеку». Язык настолько изменился, что стал по сути иностранным для моих современников, и тем не менее все же русский.

– Зачем все это, государь? – вклинился, воспользовавшись моментом, Прохор.

– Тьфу на тебя! Рождество, вот и будем его на пустыре завтра праздновать, всем миром.

– А ель тогда причем?

– В этот день многие приходили и приветствовали рождение сына Божьего, вот и мы будем, а дерево притом. Думаешь, вся природа не стала бы этого делать? Что растерялся? То-то же! Не будем же мы сюда весь лес перетаскивать, обойдемся тем, что ты привезешь. Оставлять без украшения участвующих в праздновании рождения Иисуса не будем. Мы, значит, нарядимся, а елку так оставим? Вот!

Никто от меня ничего подобного не ожидал. Уже как-то свыклись, что не пылаю религиозными чувствами. Даже вон Таисия уставилась на меня удивленным взглядом.

– Ну так вот, Тихон. Закажешь украшений разных, и самое главное – звезду, – продолжил я, но опять остановился, соображая, как объяснить-то ее вид.

– А что заказывать-то? – недоуменно проговорил Тихон.

– На то и мастера, чтобы самим придумать. Чтобы не было накладок, пусть со святыми людьми пообщаются да с попами, заодно уточнят, как звезда Вифлеемская должна выглядеть, – нашелся я, как выкрутиться.

Тихон чуть не убежал.

– Стой, не все еще. К вечеру привези харь там, рож разных. Будем бояр колядовать. И еще грамотку напиши, а то знаю я тебя, опять все поперепутаешь, да при мне, чтоб проверил.

Фу, наконец успокоился. Вроде все, ничего не забыл.

– Прохор, погоди, я тебя провожу, – проговорила Таисия и с трудом встала из-за стола.

Нет, вовсе она была не больна, а даже наоборот, радовалась своему состоянию, а муж так вообще пылинки стал с нее сдувать. На сносях она была, месяцев восемь. Вот и говори, что пустая, а не пожени я их, так бы и сгинула бездетной. А может, и правда это подарок Божий за труды их, как они сами считают. С медициной у меня всегда не очень было, залез как-то в справочник – хоррор отдыхает на фоне описания болезней. Поэтому судить не берусь, чего там ранее мешалось, но теперь ждут ребенка.

Вот так вот и разбрелись все. Остался я один-одинешенек в полутемной комнате наедине со своими мыслями. Поесть бы чего, да как-то не принято до первой звезды, хотя почему, как раз понятно. А вот потом оторвемся.

Встал, прошелся по комнате, похлопал муравленые изразцы. Сами голландки находились на первом этаже, вернее, цокольном, а ко мне выходили только высокие дымоходы, от которых тянуло мягким теплом и уютом. Их и отделали изразцами, изготовленными еще по итальянским технологиям, с той самой полупрозрачной и зеленоватой поливой. Термин «глазурь» здесь не прижился, так и называют, как привыкли, а вот новые цвета вроде уже делают, но пока там не все гладко.