Время перемен

— Детка, успокойся. Я в порядке. У нас все хорошо. Мы выпьем, а потом поедем ко мне, будем спать и просыпаться вместе два дня подряд, так что нам есть чего ждать.

— Хорошо, — сказала она, отстраняясь от него так, что он убрал руку, а она потянулась за вином. — Тогда, выпьем. Потому что я хочу вернуться домой, и когда мы снова займемся сексом в твоей постели, я буду сверху. Ты позволил мне быть сверху только, когда я набросилась на тебя на диване. Мне нравится быть сверху. Ты слишком торопишься. Если главной буду я, мы не будем торопиться.

Он не мог поверить, но его член начал твердеть.

Однако.

— Кэди, ты сама не будешь медлить.

Она проглотила вино и повернулась к нему.

— Ты двигаешься так, что ускоряешь события. Я буду двигаться так, что продлю их.

Если она не прекратит говорить о сексе, кое-что удлинится до такой степени, что он не сможет выйти из бара.

— Кэди, перестань говорить о сексе.

Она не обратила на него внимания.

— И ты не будешь ко мне прикасаться.

Иисусе.

— Кэди, перестань говорить о сексе.

— Может, я заставлю тебя держаться за спинку кровати.

Иисусе.

— Кэди, перестань говорить о сексе.

Она отпила немного вина и снова посмотрела на него.

— У тебя есть шейные платки? — спросила она. — Думаю, я тебя свяжу.

Курт посмотрел в потолок и тяжело вздохнул.

— Ах да, это ведь только женщину следует связывать, — заявила она.

Он снова обнял ее за шею, на этот раз его пальцы сомкнулись на затылке, и когда притянул ее к себе, это было больше похоже на рывок.

— Нет, не только. Но я могу рассказать тебе о том, как ты свяжешь меня, оседлаешь мое лицо, а потом и член, и будешь делать это так часто, как захочешь, и я вижу это выражение в твоих глазах, детка. Тебе это нравится. И ты можешь уйти отсюда, жаждущая меня так сильно, что твои трусики промокнут насквозь, и никто этого не узнает, кроме меня. Мне это тоже нравится, но я не могу уйти отсюда, едва не кончив в штаны, и об этом никто не узнает. Слышишь, что я говорю?

Она приблизилась, скользнув рукой по его бедру, что совершенно не помогало, и сказала с придыханием:

— Ух-ты, грязные разговорчики — это весело.

— Ты меня не понимаешь.

Она одарила его взглядом прищуренных глаз, чертовски сексуально ухмыльнулась и откинулась назад, прерывая контакт и убирая свою руку, снова возвращаясь к вину и бормоча:

— О, Курт, теперь понимаю.

Он ненавидел свое имя. Всю свою жизнь он ненавидел свое имя. Никто не знал, как оно произносится. Никто не знал, как оно пишется.

Но произносимое губами Кэди, изогнутыми в столь горячую ухмылку, оно ему нравилось.

Она играла с ним.

Специально возбуждала.

Открытие в Кэди новой черты.

Ему нравилось.

— Поторопись с вином, — приказал он.

Она снова на него посмотрела.

— Курт, вино нельзя пить залпом.

Он приподнял бровь.

Она усмехнулась и сделала еще глоток.

Он поднял бутылку и сделал не просто глоток, а очень большой глоток.

К тому времени, как они вышли из бара, он уже справился со своей эрекцией.

Но едва-едва.

Кэди перелетела через грань.

Зарывшись пятками в матрас, а головой в подушки, Курт продолжал входить в нее, а она на него опускаться, кончив, то так крепко сжал изголовье кровати, что чудом ее не сломал.

Его рычание смешивалось с ее стонами, звуками их сталкивающейся плоти, и всхлипами Кэди, произносящей его имя.

Поэтому он продолжал взрываться.

Наконец, движения его бедер затихли. Мышцы расслабились. Она рухнула на него сверху, укрыв волосами его лицо и шею, но Курту было все равно.

В комнате пахло сексом и Кэди, ее духами, запахом ее волос. Ее теплое, мягкое тело тяжело на него навалилось, она порывисто дышала ему в шею. Ее тугая киска плотно сжимала его член, ее вкус все еще оставался у него во рту. Видение ее, когда она на нем скакала, потерявшись в моменте, потерявшись в нем, настолько сфокусированной на них двоих, был нереальным. Он мог бы остаться в этом моменте на целую вечность, и все остальное было бы неважно.

Он мог бы припомнить ей, что она не хотела действовать быстро. Минут пять она объезжала его лицо, а потом так возбудилась, что ей пришлось сползти вниз, лихорадочно возясь (но в хорошем смысле) с презервативом, а затем грубо и жестко его оседлать, будто у них были считанные минуты, чтобы достичь оргазма, прежде чем Земля врежется в Солнце.

Но он не собирался ей напоминать.

По крайней мере, сейчас.

Потому что теперь он познал вершину того, что есть нечто более горячее, чем секс в туалете бара.

Нечто взрывное.

И он понял это, наблюдая, как ее прекрасное обнаженное тело скачет на нем.

Все, кроме его бриллианта.

Он повернул голову и поцеловал туда, на что наткнулись его губы, — в ее волосы на виске.

Затем он пробормотал:

— Ты своего добилась. Можешь быть сверху сколько угодно часто.

Не спеша, она подняла голову, будто у нее не было сил (и неудивительно, она отдалась на полную, особенно когда сидела верхом на его члене) и посмотрела на него сверху вниз.

— Что же, спасибо.

Он знал, что она хотела казаться нахальной, но слова прозвучали нежно, поэтому он улыбнулся.