Время Перемен

Только Узвар смотрел прямо и спокойно. Ни один мускул, ни одна щербинка или шрам не дрогнули на его лице. Он словно знал, что Тром хочет занять его место и стать первым из Великой Сотни. Потом он сплюнул на землю и посмотрел вновь, выпятив литой подбородок и сузив глубоко сидящие острые глаза на почти лысой голове.

«Чёртов безбородый индюк — придёт и твоё время, не сомневайся!» — зло подумал Тром.

И заковылял к избе боли, опираясь на Марка. В середине пути подбежали холуи с носилками, но новый вождь лишь досадливо фыркнул на них, показывая, что в состоянии дойти сам. Баба уже держала дверь избы открытой. Марк довёл его до койки, и Тром с облегчением улёгся на неё, затаскивая раненую ногу двумя руками. Баба склонилась над ним с отваром мака, но Тром сердито помотал головой. Сегодня ещё праздновать, а смешивать отвар с брагой нельзя. Да и заснуть недолго после маковой настойки.

— Марк, иди проверь, как там в харчевне. Скажи, я приглашаю желающих попировать сегодня вечером.

Громила вышел, кивнув. Тром знал: этот сделает всё как надо. И ещё не хотелось, чтобы друг видел, как его будут зашивать. Не первая рана, которую придётся зашивать без отвара. Он будет дёргаться, шипеть и стонать, не сможет ничего сделать. Но за всё нужно платить, и эту цену Тром принимал.

Баба сложила нужные инструменты рядом и неожиданно раздвинула рану, промывая. Боль хлынула, острым кинжалом пульсируя в порезе и волнами распространяясь по всей ляжке. Голова закружилась ещё сильнее. Он зашипел: казалось бы, баба затем и сложила инструменты рядом, и с чего ещё она могла начать, кроме как с промывки? Но это всегда так неожиданно! Когда правую руку прижали к койке, он почувствовал ту же боль, что и в ноге, но слабее. Вздрогнул.

— Постарайтесь не шевелиться, вождь, — спокойным голосом сказала вторая баба.

— Угу. Надолго тут делов?

— Полчаса, может, чуть больше…

Мучения продолжились. От боли Тром потел, вертел головой, и капли затекали в глаза, падали с носа. Он постоянно дёргался, ничего не мог с собой поделать. Всё время успокаивал себя, твердя, что теперь он четвёртый из Великой Сотни. Мир ещё не видывал таких молодых вождей.

Но мучения снова продолжились. Обработка мазью и зашивание ран прошли полегче, чем промывка, но общее количество боли так измотало Трома, что на последних швах он чуть было не потерял сознание и облегчённо выдохнул, когда обе бабы наложили повязки. Потом он долго лежал без движения и чувствовал, как нога пульсирует болью.

Принесли парнишку с переломом. Кость торчала из развороченной голени. Тром воин, и привык видеть ранения, увечья, ведь без этого никуда. Но сейчас так натерпелся, что вид новой раны вызывал тошноту и страх. Тром старался не смотреть на мальца.

Парень выпил отвар мака и заснул, а бабы боли принялись копаться в его ноге, ставя кость на место.

Несколько минут спустя к Трому подошла баба и опять протянула пиалу. Он кинул злобный взгляд: «Вы что, с первого раза не понимаете, дуры набитые?»

— Лишь сладкая вода, вождь. Она придаст вам сил.

Тром кивнул. Баба потянулась, чтобы напоить его. Он жестом остановил её и сел на койке, спиной к парнишке, и, кривясь от боли, аккуратно взял пиалу.

«Не хватало ещё, чтобы баба поила меня с рук, как дитя!»

Пригубил. Действительно, просто сладкая вода.

— Что случилось с мальчуганом? — спросил он, продолжая прихлёбывать и делая вид, словно копошение рядом его совсем не волнует.

— Говорят, упал с крыши, когда смотрел ваш поединок, — баба отошла помогать второй.

Слабость и то, что он сидел спиной, делали их разговор похожим на сон. Наверное, поэтому Тром задал странный вопрос:

— Ты рада обновлению в кругу вождей?

И, будто во сне, баба не стала увиливать и ответила честно, как подобает воину:

— Комад заботился о нас. Много делал для этой избы боли и для остальных, в других городах. Мы скорбим по нему, хоть его место и занял лучший воин.

— Значит, не рада? Что же такого он для вас делал? Неужели ворошил твоё уютное гнёздышко своим стойким мечом? — усмехнулся он.

Баба шутку не оценила:

— Плотские утехи перестали интересовать меня, наверное, уже десяток лет назад. Он давал уверенность. Когда знаешь, что хватит тряпок и отвара, ножи будут наточены, а дров достаточно для зимовки. И не искалечишь очередного сына из-за дрожащих от холода рук, стоя за койкой. Вождь, я знаю, что вы не любите буквы, но, раз уж зашла речь…

Баба сунула ему в руки пергамент, на котором слева были слова, а справа — числа.

— Что это?

— Необходимое к зиме. Комад следил, заставлял холуёв и охотников носить в избу всё, что нужно. Сейчас его нет. Кто будет слушать баб? Охотники разбегутся, а холуи займутся другими приказами. Хватит ли у них времени на избу боли?

«Чёртовы бабы со своими закорючками» — разозлился он, но, сам не зная почему, вслух сказал:

— Отдай пергамент Марку. Дылде, что притащил меня сюда. Пусть займётся этим от моего имени. Будет у тебя уверенность.

И, словно ожидая момента, в избу быстрым шагом вошёл Марк.