Время перемен

– И снег, и ветер,
И звёзд ночной полёт.
Меня мое сердце
В тревожную даль зовёт.

За спиной услышал легкий топот, и знакомый голос подхватил песню. Эх, так это же Витька! Ишь, запомнил песню-то. Ну, вдвоем нам уже ничего не страшно. Эх, мы сейчас покажем анархистам, сколько бы их там не было. И мы с комиссаром драли глотки на мартовском морозе:

– Пускай нам с тобой обоим
Беда грозит за бедою,
Но дружба моя с тобою
Лишь вместе со мной умрёт.

Нет, мы уже не вдвоем. За нашими спинами раздался не топот, а грозный гул.

Пока я ходить умею,
Пока глядеть я умею,
Пока я дышать умею,
Я буду идти вперёд!

Куплет закончился, пора затягивать новый, и тут нас начали обтекать бойцы, закрывавшие своими телами. И Фабрициус пытается прикрыть меня плечом.

– Товарищ Аксенав, вы пойте. А мы сами!

И я опять начал петь, а от «Тотлебена» по нам вовсю палили из пушки, а к первому пулемету подключился второй. Но мы начали ускорять шаг, стараясь не потерять единого ритма.

А что было дальше я не знаю. Внезапно в лицо полетели крошки льда, и кровь… Услышал раскат. Вроде бы, он был где-то далеко-далеко. Понял только, что лежу, смотрю в сумрачное балтийское небо, и мне совсем хорошо. Кто-то пытается меня тормошить, кричит и ругается беззвучно, а я шевелю губами, и кажется, что еще пою.

Уже сверху увидел, что склонившийся Спешилов трясет чье-то тело, с лицом, которое вроде и незнакомо, но я в последнее время постоянно видел его в зеркале. Поднимаюсь выше и вижу, что бело-серая волна схлестывается с черной волной под алым стягом, но черная, поколебавшись, растекается и отступает. Все. Мы победили. Радости нет, жалею, что не успел допеть. Ну да ладно, допоют без меня.

И снег, и ветер,
И звёзд ночной полёт.
Меня мое сердце
В тревожную даль зовёт.

Эпилог

Стою. Если кому-нибудь интересно, то я стоял на странной дороге. Порядочной дороге положено идти по земле, чтобы вокруг расстилалась зеленая трава или черная пашня, рыжая глина, камушки, или что-то еще – снег там, или лед. На березки и сосенки, на автостраду справа и слева я тоже согласен. Да что там – терпеть не могу болото, но пусть будут кочки и ржавая жижа. Пусть хоть что-то да будет! А тут… Тропа словно бы существует сама по себе – не то висит в воздухе, не то проходит сквозь какой-то туман. Ах, это не туман, а облака? Ладно, придется наощупь.

Что-то у меня нехорошее подозрение закрадывается и по поводу облаков, и по поводу дороги. Судя по всему, попал-таки в мир иной, но куда именно, непонятно. Вроде, раз есть облака, то это рай. Это меня-то в рай? Жаль, что все книги, прочитанные о потусторонней жизни, не стоят тех денег, что за них платят. Авторы, даже самые лучшие и талантливые, будь то Вергилий, Данте, а хоть и сам Михаил Афанасьевич, все писали при своей жизни. Никто еще не явился с того света, чтобы рассказать нам, каково же Там. Видимо, там неплохо, а иначе народ сбегал бы обратно.

Туман развеялся и передо мной оказались люди. Много людей. Кое-кого я узнал. Те, кого убил собственноручно, кого подвел под расстрел. Вон товарищ Склянский стоит, улыбается злобно. А что, у иудеев рай тот же, что и у староверов? Ба, и не доживший до звания маршала Тухачевский здесь. Я и не знал, что и его тоже, тогось.

Детей нет, уже хорошо, но откуда женщины-то взялись? Трои женщины, в возрасте, смотрят на меня с укоризненным видом. Уж не те ли, кто плыл на «Козьме Минине» вместе с генералом Миллером? Как ни крути, а причастен я к потоплению ледокола, хотя мину закладывали подпольщики.

– Нет!

Кто это сказал? Скорее всего, это единодушное утверждение всех тех, кому я поспособствовал отправиться на тот свет. Похоже, в рай меня нынче не пустят. И куда тогда? Я бы обратно не возражал отправиться, да кто отпустит? Эх, сюда бы Витьку Спешилова, мы бы пробились. Но у Витьки ребенок скоро появится, рано комиссару сюда. Стоп, а у меня-то…? Ну, у Наташки родители графья, помогут внуку, да и товарищи по партии пропасть не дадут. Жаль, за меня пенсию не назначат.

– Да.

Хм… Кто это? Немножечко наособицу стоит человек в генеральской форме, с аксельбантами, грудь крестах. С чего вдруг генералы решили замолвить словечко за чекиста? Не могу припомнить, но я его где-то видел. Точно, видел. Изможденного, небритого, в грязной шинели. И было это в арестантском вагоне, в котором я ехал от Вологды до Москвы. Так это тот самый арестант, у которого конвоиры собирались украсть паек, а я не позволил. Вон как интересно. И, похоже, одного мнения достаточно, чтобы толпа начала рассеиваться.

А где мои-то, или наших здесь нет?