Время перемен

Наконец-то — впервые после поединка — их оставили одних. Гостеприимец отправился уладить проблемы с отсутствием второй лежанки и прочих вещей, ведь комната, в которую он их отвел, предназначалась для одного воспитанника.

— Ну что, одновылупленик, доволен?

Рокх дернул хвостом, словно сгонял муху-надоеду — меньше всего он был сейчас расположен к беседам.

— Чем?

— Жизнью, — внезапно разозлясь, процедил Ллурм. — Своей жизнью.

— Недоволен.

Можно было, конечно, кое-что и добавить, чтобы понятней стало. Про то, что за время странствия понял: хочешь стать дорожником, а не сидеть на одном месте, как какой-нибудь селюк. И еще — про то, что господин Миссинец не от доброты душевной /»…добей его и тогда выйдешь…"/ взялся за их воспитание. Голос Господен явно намеревается их использовать. Хорошо это или плохо?

В пути, особенно пока ехал в клетке, Рокх успел немного узнать про Одноокого. Но в сознании молодого кхарга Господь не представлялся чем-то незыблемым и священным.

…Наверное, недаром назвали его Клеточником. Ведь именно клетка, по сути, так повлияла на Рокха.

Обычно молодой кхарг, если ему не уготована судьба кхарга-зверя, попадает к своему будущему воспитателю прежде, чем начинает более-менее понимать язык и уж тем паче — разговаривать. Поэтому представление о мире складывается у такого воспитанника именно под влиянием воспитателя. Рокх же самостоятельно «исследовал» окружающий его мир, и никто не пытался намеренно формировать сознание молодого кхарга.

Об Однооком он впервые услышал от носильщиков; Господь в представлении Рокха был неким невидимым надсмотрщиком-хозяином, еще одним из огромного количества тех, кто находился выше Клеточника на иерархической лестнице. Ни благоговейного трепета, ни благодарности (за что, Господи?!) Рокх к Одноокому не испытывал. Соответственно, не испытывал он подобных чувств и по отношению к Голосу Господнему. Зато ему очень не нравилось, когда кто-то пытался его, Рокха, использовать в своих целях (или в целях Одноокого, что не имело для Клеточника никакой принципиальной разницы).

Признаться, у Рокха было весьма смутное представление о собственных целях. До сих пор его вели по жизни, лишь иногда позволяя что-либо решать самому. В котловане кхарг еще, по сути, и не был самим собой; из клетки убежать не мог, и не только потому что за ним следили, но и потому что понимал: без знания языка и обычаев долго не протянет. Нынче же Клеточник попал в холм

— и ситуация изменилась. Во-первых, не исключено, что из покоев господина Миссинца удастся сбежать. Теперь Рокх — не безъязыкий кхаргеныш, теперь он достаточно ориентируется в жизни, чтобы не зависеть от других. Теперь…

Теперь оставалось только сбежать, ведь так?

Вот здесь-то и таилось «во-вторых».

Разумеется, Голос Господен действует не из одних благородных побуждений помочь молодым кхаргам. Но какая, по сути, разница? Это ведь не означает, что при определенном умении и старании Рокху не удастся отыскать собственную выгоду в задуманном господином Миссинцем. Их с Ллурмом хозяин

— очень значительная фигура в городе, да и в окрестных селениях тоже. Рядом с ним и кто-нибудь другой, способный и сообразительный, сможет подняться по жизненной тропе к самой верхней части плато Власти. А власть в представлении Рокха прежде всего означала свободу во всем.

…Он подошел к двери и легонько толкнул ее — оказалось, заперто. И когда успели? Ведь даже не было слышно, как щелкает замок!

Он прислонился к прохладным доскам двери, втянул раздувшимися ноздрями воздух, прислушался. Кхарги-звери, кажется, по-прежнему находились в коридоре. Наверное, стерегли новую жизнь, подаренную господином Миссинцем Рокху и Ллурму. Чтоб не сбежала ненароком.

Быстряк тем временем исследовал комнату. Собственно, тут было целых три комнаты, соединенных между собой перегородками: спальная, рабочая и вот эта, где они сейчас находились, — скорее всего, предназначенная для встречи гостей. Плюс — каморка, в которой следует отправлять естественные потребности.

Рокх, поскольку делать все равно было нечего, тоже оглядел их нынешнее пристанище. Массивная недешевая мебель, посуда, украшения…

Впечатляло — точно так же впервые поразил его термитник. Кто-то из одновылуплеников, из тех, кто уже покинул свою клетку, спросил тогда у носильщиков, что это такое, показывая на высоченный холм, возведенный невесть кем. Слушая объяснение, Рокх изумился — настолько гармоничной и величественной показалась ему жизнь маленьких насекомых.

Сейчас, вспоминая об этом, Клеточник чувствовал себя добычей термитов, которую они приволокли в свой холм, поместили в камеру с питательным веществом и вовсю лелеют — но лишь для того, чтобы при необходимости пожрать. И пока сидишь тихо, потребляешь вещество, тебя не трогают. Как только сунешься из камеры — тут же и растерзают.

Клеточник усмехнулся этим мыслям, и Быстряк удивленно повернулся к нему: что смешного?!

— Окон нет, — сказал Рокх. Не собирался говорить, но… впрочем, объяснять он все равно не станет, а сам сокомнатник (сокамерник!) вряд ли поймет, о чем речь.