– Что – ты? У тебя отец есть, усадьба, самоцветов куча, Грунька вот урода – на что тебе я? И без меня проживешь.
– Да на что-то вроде и ты нужен… А куда ж ты пойдешь? И зачем? Разве тебе тут, в усадьбе, не хватает чего? Так ты скажи…
– Чего тебе сказать? – Степка зло щурится. – Мне шестнадцать лет скоро. Агитатор правильно говорил: нельзя ждать, что кто-то придет и даст. Нужно народу самому брать землю и власть, самому от векового сна просыпаться. И мне пора свою жизнь строить. Сколько ж можно в комнатных собачонках бегать?
– Степка… – Я не знаю, что сказать. – Степка, а я-то тут чем виновата?
– Ты ничем не виновата, – смягчается Степка. – Да я тебя и не виню. Но рассуди сама – разве это по справедливости выходит, что у твоего отца полторы тысячи десятин земли, с пахотой, лесом, садом и прочим, а у моего дружка Коськи на семью из десяти человек, из которых шестеро ребятишек и одна бабка лежачая, – шесть с половиной десятин? Чем же это Коськины-то отец с маткой хужее твоих, а?
– Да ничем не хужее, – соглашаюсь я. – А как же сделать-то надо? По-твоему если?
– Агитаторы говорят: поровну разделить, но это я как-то не понимаю. Народятся после еще дети, старики умрут, тогда как? Я думаю, надо каждому давать столько земли, сколько он может сейчас сам, семьей обработать, никого не нанимая…
– А если мужик заболеет вдруг или умрет, тогда что – землю отобрать? – спрашиваю я. – А семья куда же?
Степка задумывается, беспокойно вертя головой. Концы с концами у него явно не сходятся.
Над ослепительно-яркой водой низко, с громким кряканьем проносятся вернувшиеся с юга утки. Ветер дует с разлива. Он еще пахнет снегом и холодит лицо. Но я не отхожу от края. Степка подходит и встает рядом со мной. Перед нами – весна в самой ее буйной поре.
– Я ее видел, видел, видел! – кричит мне навстречу Филипп.
Он стоит на пороге своего домика. Таня у дровяника кормит собак, но Филипп как будто не боится их
.– Кого ты видел? – спрашиваю я и, упираясь руками в его грудь, заталкиваю Филиппа внутрь домика. Внутри сажусь поближе к выходу и нащупываю в кармане ключ. Когда он так возбужден, всего можно ждать.
– Ты обещала со мной в поле погулять и не пришла, – капризно говорит Филипп. – Нехорошая девчонка. Но я хотел уже. Так мы с матушкой пошли. Там, в полях я ее и видел.
– Да кого?
– Синеглазку, конечно, мою невесту.
– Ну и чего ж она, говорила с тобой? За руку брала? А Пелагея не разглядела ее, конечно?