– Сама знаю, что зря. Хотя… Знаешь, я так запомнила, как твоя мама к чаю однажды подала крекеры. Такие воздушные. Они были солеными. Мне так они понравились: хрустящие, остренькие. А еще были просто сливочные. Но тоже в таких же красивых высоких пачках.
– Как же, помню! Польское печенье. Папа приносил в заказах. Оно еще было в заказах для ветеранов.
– Мы не имели доступа в такие места, – улыбнулась Кира, – наши родственники либо погибли, либо жили далеко от Москвы.
– Кира, я не виновата, что мы ели это печенье! – растерянно произнесла Лиля.
– Господи, ты – дура! Я просто вспоминаю. Мне оно очень нравилось. И мама твоя всегда мне его с собой давала. А я обижалась, думала, это меня унижает.
– А мама на тебя обижалась. Говорила, что Кира не хочет сделать приятное.
– Так жизнь и устроена. Никто никого не понимает. А еще твоя мама пекла пирожные. Корзиночки с кремом. В детстве меня потрясало, как это у нее такой крем получается, как у магазинных пирожных.
– О да. Мои любимые. Сейчас она редко все это делает.
– А мои пекли пироги. Мне казалось, это так по-деревенски. Так просто, грубо.
– Но пироги были вкусными! Я же помню, с грибами и с рыбой.
– И еще был ореховый торт. Он был маленьким, но это было такое лакомство… – Кира мечтательно улыбнулась.
– Что-то мы с тобой о еде заговорили, хотя вроде бы не голодные, – рассмеялась Лиля, – ты не ответила толком на мой вопрос. Ехать нам в далекие края?
– Тебе решать, вам решать. Я бы поехала. Много прояснится, многое откроется.
– Ты считаешь, рано нам жениться? – Лиля улыбнулась.
– Не знаю, опять же не мне отвечать на такие вопросы.
– Я очень хочу, чтобы ты была на нашей на свадьбе. В феврале. Пришлю специальное приглашение.
– Спасибо, Лилька. Кто бы мог подумать, что ты так рано выйдешь замуж!
– Да, я сама не думала, что так получится, но я люблю его.
– Ну и хорошо. Хотя…
– Слушай, Кир, ты же его не знаешь. И нельзя же подозревать человека в меркантильности, не имея о нем представления.
– Как оказалось, он принимает правильные решения. Но, если честно, я бы не спешила.
Лиля помолчала, а потом сказала:
– Кира, любой человек может предать. Даже очень близкий и очень любимый человек. Если ты об этом, то я готова к такому повороту событий. Но сейчас я об этом не хочу думать. Я хочу думать о свадьбе.
– Белое платье, фата… Знаешь, меня даже тошнит от этих слов. – Кира поморщилась. – Но это я. Ты – другая.
– Какая? – с интересом спросила Мельникова.
– Ты мягче, склонна к компромиссам. И ты всегда мальчикам нравилась.
– Это смешно! – воскликнула Лиля. – Это ты всегда нравилась. Они к тебе поэтому и цеплялись! А ты так их отшивала, что я удивлялась. Грубо, резко.
– Наверное, я не верила, что могу нравиться.
– Это ты зря. Ты очень интересная, – Лиля встала, – пойду. Спасибо за чай. Выздоравливай быстрее. И ждем тебя, приглашение я тебе принесу сама, чтобы ты не сказала, что забыла или не получила его.
– Буду, обязательно буду. Передавай привет родителям.
– Ты бы заходила к нам почаще. Мои скучают и в голову им всякая фигня лезет.
– Зайду, пожалуй. Мне всегда было хорошо у вас. Погоди, провожу тебя.
Они спустились по пустынной лестнице, Кира открыла ключом подъезд.
– Знаешь, я иногда чувствую себя хозяйкой всего дома, – сказала она.
– Переехала бы к родителям, – рассмеялась Лиля, – но, правда, тогда видеться редко будем.
А в доме Мельниковых меж тем шла борьба. На какое-то время были забыты приготовления к свадьбе и даже в хозяйстве наблюдался некий разлад. Завтрак Тамара Леонидовна подавала чуть позже, чем нервировала Петра Вениаминовича. Но тот все же молчал – боялся спровоцировать громкий разговор. Но разговор этот был неминуем – Тамара Леонидовна умела давить и потребовала, чтобы муж воспользовался связями и трудоустроил будущего зятя. Мельников сопротивлялся, как мог. Решение Стаса вызывало уважение. Но Тамара Леонидовна была опытным домашним интриганом. Один из дней начался ее тяжелыми вздохами.
– Томочка, тебе не здоровится? – поинтересовался Мельников.
– Не знаю. Что-то на душе неспокойно.
– Ты про что? – насторожился Петр Вениаминович.
– Про Лилю. Хорошо, что я с Инессой Федоровной дружу. Она врач от бога. Надо бы показать Лилю ей.
– Как? Уже? – изумился Петр Вениаминович. Инесса Федоровна была известным в Москве врачом-гинекологом.
– Господи, да нет же. Но сам понимаешь – дело-то несложное. А она все же очень молода.
– Боже, Тамара, не гони лошадей! Случится, тогда и будем беспокоиться. – Петр Вениаминович перестал собираться и присел на край кровати. – А хорошо бы внука. Или даже внучку. Но внука – лучше. Понимаешь, так мне осточертело это все. Самое противное, работать людей теперь не заставишь. Все только политические новости обсуждают, митингуют и журнал «Огонек» читают. На работу не хочется, а вот с внуками бы возился.
Тамара Леонидовна перестала охать.
– Ты это брось, Петя, – сурово сказала она, – работать надо. Я думаю, что все будет хорошо. Семьдесят лет стояло государство, из-за каких-то болтунов не развалится.