Дверь в квартиру Бегловой была распахнута. В комнатах горел свет. Кира с Мезенцевой кинулись в спальню. Беглова лежала в детской позе – на боку, сморщенные ладошки были сжаты в кулачки, лицо было спокойным и неузнаваемым. «Как будто она помолодела», – подумалось Кире. И впрямь, в этом уже неживом облике проступили черты той, давно всеми забытой Леночки Бегловой, симпатичной, бойкой и веселой особы.
– Все кончено, – проговорила Мезенцева и заплакала. – Я ее так любила. И мне так жаль ее было.
– Не плачьте, она умерла в своем доме, в своей постели. Она даже не мучилась, – Кира накрыла Беглову простыней, – давайте закроем дверь и дождемся «Скорую». – Заболоцкая увела плачущую Римму Станиславовну из спальни.
«Скорая» приехала быстро, узнав, что пациентке уже не помочь, они повздыхали. И Кира не была уверена, что их огорчило больше – то, что они опоздали с помощью, или то, что надо заниматься долгим оформлением случившегося.
– Давайте я вам чаю налью, перекусить дам, – предложила Кира. И так было противно на душе, а видеть недовольные лица врачей было просто невыносимо.
Похороны состоялись через три дня. Из родственников был только какой-то старик. Могила желто-коричневым холмом высилась на окраине подмосковного кладбища. Цветов было немного, но вид спасал венок, который купил Волховитов. Именно он взял на себя все расходы по организации похорон. Григорьев, узнав о смерти Бегловой, не оставил женщин. Он прислал пару машин, дал денег Кире. Но оказалось, что все провожающие поместились в джип Волховитого.
– Я не знаю, хорошо это или плохо… – задумчиво сказал Григорьев, когда Кира ему рассказала о проводах старухи.
– Что именно? Много провожающих или мало?
– Да.
– Мне кажется, что лучше – мало. Не нужна толчея.
Кира вздохнула, вспомнив, как Римма Станиславовна плакала. Уткнувшись в плечо Волховитова.
Потом они сидели у Киры и поминали Беглову. Кира успела напечь блинов, в Мезенцева сделала кутью. Волховитов и Григорьев молча удивлялись, как в этих недавних советских женщинах ожили вековые традиции.
Если к жизни применить геометрию, то эти женщины, не покинувшие старый дом, являли собой равнобедренный треугольник, фигуру прочную. Каждая из них была по-своему сильна, энергична и сохраняла присутствие духа. Каждая имела непростую историю, но вышла из трудностей благодаря своим качествам. И вот не стало Бегловой. Система зашаталась.
Как-то вечером Мезенцева позвонила Заболоцкой:
– Кирочка, ты будешь у нас? Очень прошу, приезжай.
– Буду. Что-то случилось? – удивилась звонку Кира.
– Нет, просто приезжай. – Мезенцева повесила трубку.
Заболоцкая примчалась раньше – в обед она постучалась к Римме Станиславовне.
– Я здесь! – сообщила Кира и вопросительно посмотрела на Мезенцеву.
Та пропустила ее в квартиру, и снова Кира удивилась способности соседки создавать уют. В доме вдруг стало светло, солнечно, появились пространства.
– Как у вас хорошо стало! – воскликнула Кира.
– Это потому, что остался только тонкий тюль. И мебель частично вынесли.
– Куда? – не поняла Заболоцкая. – Куда вынесли мебель?
– Кира, – Мезенцева усадила Киру на диван, – Кира, я уезжаю. Это смешно звучит, но мы с Волховитым решили пожениться. Официально. Он уходит от жены.
– Ему же много лет! – вырвалось у Киры.
– И мне не так мало, – улыбнулась Мезенцева, – остаток жизни проживем в любви и радости. Дети у него выросли, внуки уже скоро в школу пойдут. Все, что надо, для семьи сделал. И оставляет он все им. Кроме домика в Подмосковье.
– Это не тот ли домик рядом с Барвихой? – немного ядовито спросила Заболоцкая.
– Тот, Кира, тот. И мне ничуть не стыдно, что Волховитов оставляет его себе. Зато все остальное получает семья.
– А то, что муж, отец и дедушка уходит… – не унималась Кира.
– Что с тобой сегодня? – Мезенцева всплеснула руками. – Ты просто невыносима.
– Извините. Это я от расстройства. Я не хочу, чтобы вы уезжали. Понимаете…
– Понимаю. Этот дом и для меня крепость. Смешно звучит, но это так.
– Для нас троих он таким был. И для Бегловой тоже.
– Кира, мне много лет. И не хочется уже обманывать и жить вот так – «по понедельникам и четвергам». Это же твое выражение.
Кира покраснела – она вспомнила, как давно в разговоре она упрекнула Мезенцеву в малодушии и нежелании бороться за свое счастье. «А теперь, когда они с Волховитовым решились… – подумала Заболоцкая, – я набросилась на нее. Как будто ей легко принять такое решение».
– Простите меня, – Кира обняла Мезенцеву, – я от досады. Мне жаль. Как будто все закончилось! Вся жизнь!
– Какая ты глупая! Только начинается. У меня, у тебя. Понимаешь, это новый этап.