Время перемен

«Вот и кончились Осоргины», – звучит в моей голове холодный и насмешливый голос отца.

Вдруг кто-то огромный сильно толкает меня в бок. Глухо урчит брюхом и выдыхает огнем прямо в мое мокрое, уже смертно-обледеневшее лицо. Неужели и вправду леший?!! Я дико ору и возвращаюсь в себя от ужаса и любопытства.

Груня помогает мне подняться. Она боялась меня, но не боится лешего?!

– Чить, чить, Голубка! У-ушла, девочка! – строго и гнусаво говорит Груня и отцепляет Голубкины зубы от рукава своего старого зипуна. – У-ушла! Я ж ей помогаю, не видишь разве?

Когда я обретаю способность видеть, мир кажется значительно ярче, чем был до моего падения. Может быть, это рассвет?

– Груня? – зову я.

– Что? – Груня дотрагивается до моего лица и тут же отдергивает пальцы. – Лед!

Голубка дышит мне в ухо, обнюхивает, как будто тоже наново знакомится. Темноту за оврагом размыло вязкой синевой. Я чувствую себя странно, но вовсе не так плохо, как прежде. Мне почему-то хочется сказать:

– Здравствуйте, это я!

Кому сказать? И кто это – я?

Груня стоит, сгорбившись, закрыв ладонями рот и плотно зажмурив глаза. Я боюсь прикоснуться к ней. Мне кажется, она закричит или даже сомлеет. Что же случилось? На исходе Ерофеева дня я, вместо того чтобы умереть, во что-то превратилась? Во что-то еще более ужасное, чем было прежде?

Максимилиан выслушал меня внимательно, ни разу не перебил.

Молчал. Я понимала его – ни одно слово не годилось.

Потом – с лунным лицом, уже Страж Порога – он опустился на колени. Это получилось у него так грациозно и естественно, как другие едят ножом и вилкой или плетут кружева.

– Люба, не делай этого! – сказал он. – Это верная гибель для вас обоих. Я умоляю тебя.

Я молчала, смотрела сверху вниз. Он, как в романе, дарил мне прощальный подарок. Жалко, что Камиша не могла подглядеть из-за кустов – ей бы наверняка понравилось.

– Хочешь, уедем с тобой за границу, в другую страну? Лев Петрович и его Гвиечелли наверняка могут это устроить. Я покажу тебе Рим, Париж… Или уедет Алекс? Я не знаю, почему он это сделал тогда, и не хочу знать. Но он уедет, и ты никогда больше его не увидишь… Откажись от своего ужасного замысла, умоляю, не губи ради мести свою жизнь…

Интересно, он и в самом деле готов был ехать со мной в Париж? Думаю, что в эту минуту – да. Страж Порога не может врать. Он может только фантазировать. Мне было немного жалко обрывать действие. Оно как будто сошло со сцены самого красивого из моих погибших театриков. Но куклы не движутся сами по себе. Кто-то должен шевелить проволочки…