Время перемен

Сандра поворачивается к Мутти и Еве. Они расположились возле окна.

– Тебя зовут Ева?

– Да, – отвечаю я за дочь. – А это моя мать Урсула Циммер.

– Примите искренние соболезнования по поводу тяжелой утраты. – Лицо Сандры принимает печальное выражение.

Ева застывает, словно каменная. Не знаю, чего ждать от дочери, то ли сейчас расплачется, то ли придет в ярость. И то, и другое – естественная реакция. Слишком большое горе свалилось на шестнадцатилетнюю девочку. Впрочем, для сорокалетней женщины оно тоже не по силам.

– Благодарю за сочувствие, – отзывается Мутти, избавляя внучку от необходимости отвечать Сандре.

Похоже, Сандра тоже поняла ситуацию.

– Аннемари, позвольте похитить вас на пару минут, – обращается она ко мне.

– Да-да, конечно, идемте.

Мутти мгновенно оказывается рядом и протягивает руки, чтобы забрать у меня Джереми. Она берет ребенка под мышки и прижимает к груди, а тот начинает хныкать.

– Нет-нет-нет, не надо плакать, – приговаривает Мутти, поддерживая Джереми одной рукой снизу, в другой обнимая за спинку. Головка малыша примостилась в узловатых пальцах Мутти, а она сама мерно раскачивается из стороны в сторону. Тоненькое попискивание постепенно перерастает в рев, и Мутти начинает петь колыбельную.

Ева наблюдает за мной из-под удивленно приподнятых бровей.

– Я скоро вернусь, детка.

Она молча кивает в ответ.

Целую свою девочку в лоб и пожимаю руку, желая приободрить. А теперь надо скорее уходить, чтобы Ева не заметила навернувшиеся на глаза слезы.

* * *

Сандра ведет меня по коридору, сворачивает направо, потом налево, и мы оказываемся в другом коридоре, без красочных картинок на стенах. Сандра подходит к одной из дверей и тихонько стучится. Выждав пару минут, заходим в небольшой зал для переговоров. Посреди зала стоит покрытый пластиком стол, а вокруг него шесть стульев. Лампы дневного света установлены за узорчатым подвесным потолком, на одной из стен – электронная классная доска, на другой – стандартные часы и плакат, демонстрирующий правила искусственного дыхания у детей.

– Присаживайтесь, – приглашает Сандра, указывая на ближайший стул, а сама обходит вокруг стола и садится напротив.

Некоторое время мы молча смотрим друг на друга.

– Как себя чувствуете? – вежливо осведомляется она.

– Будто по мне прокатился грузовик, – отвечаю я и тут же прикусываю язык. Господи, как такие слова могли сорваться с языка!

– Не смущайтесь, Аннемари. Это всего лишь образное выражение.

– Да-да, понимаю. Простите. – Чувствую, как на глаза снова наворачиваются слезы. – Одну минуту, я сейчас приду в себя.

Сандра, как по мановению волшебной палочки, протягивает через стол бумажный носовой платок.

– Не торопитесь.

Молча киваю и утираю глаза платком. Проходит несколько минут, прежде чем спазм в горле проходит и я снова могу разговаривать.

– Можете дать мне кое-какие разъяснения?

– Постараюсь.

– Как случилось, что Джереми практически не пострадал?

– Он находился на заднем сиденье.

– Все равно непонятно, как он уцелел. Если бы видели, что стало с его отцом… – Сглатываю подступивший к горлу комок и изо всех сил стараюсь держать себя в руках.

– Самое удивительное, что ребенок совсем не пострадал при столкновении. После того как грузовик буквально разорвал машину на две части, и задняя часть перестала вращаться и остановилась, малыш вместе с сиденьем просто выпал на дорогу. И при падении разбил голову и получил перелом запястья.

Я не верю своим ушам.

– А как Ева? – после короткой паузы интересуется Сандра.

Заставляю себя сосредоточиться на словах социального работника, а перед глазами стоит жуткая картина: задняя половина машины вертится волчком на дороге, а потом из нее выпадает детское сиденье с ребенком.

– Не знаю, что и ответить. Сначала она буквально потеряла голову от горя, но потом собралась и ведет себя молодцом. А что у нее на душе, сказать трудно.

– Если хотите, могу связаться с психологами, которые окажут девочке помощь по месту жительства.

– Спасибо.

– Возможно, вам самой тоже потребуется консультация психолога.

В оцепенении разглядываю лежащие на столе потные руки. Мне становится неловко. При дневном освещении кожа выглядит болезненно-желтой.

– Аннемари, вы меня слышите?

– Да-да, возможно, вы правы.

– Дело в том, – поучает Сандра, – что вся глубина горя проявляется не сразу. Некоторые люди на первых порах держатся стойко, но ломаются, когда начинают осознавать, что уже ничего нельзя исправить и придется жить дальше со своим несчастьем.

– Мне хорошо известны все этапы горестных переживаний, – перебиваю я, – прошлым летом я похоронила отца.

– Простите, Аннемари, я не знала.

– Ничего страшного.

Неловкое молчание затягивается, и наконец Сандра решается его нарушить:

– В таком случае, вы знаете, что существуют некоторые бытовые вопросы, которые необходимо решать, даже если очень не хочется. Сегодня утром я навела справки о родственниках Сони и боюсь, не нашла ничего утешительного.

– Что вы имеете в виду?