Эхом этой ситуации оказываются нередкие в экономической литературе суждения о том, что недостаточная эффективность мотивационных механизмов связана в настоящее время то ли с завышенными социальными гарантиями, то ли с завышенными притязаниями части работающих. Известно, например, что в середине 60-х гг. на 1 рубль заработной платы приходилось 46 копеек выплат и льгот из общественных фондов потребления и дотаций, а в 1985 г. – 70 копеек. Отсюда делается вывод, согласно которому с помощью экономического «нажима» (отказ от дотационных цен, в частности, на продукты питания и жилищно-коммунальные услуги) можно сравнительно легко мотивировать рост трудовой активности, а также привести уровень потребительских притязаний в большее соответствие с развитием производства и возможностями рынка.
Представляется, что логика таких суждений небезупречна. Ведь дотации и льготы, о которых идет речь, – наследие разновременных и разнородных финансовых и социально-экономических мер, которые далеко не всегда могут считаться реальными гарантиями чего бы то ни было. По сравнению с другими развитыми странами, а главное, по мерке роста собственных социальных потребностей у нас не слишком много, а скорее слишком мало действительно работающих социальных и экономических гарантий. Отсутствуют гарантии минимальной часовой оплаты, жизненного минимума, необходимого больничного и детсадовского обслуживания и пр. В известном смысле это относится и к гарантиям полной и эффективной занятости, ставшим предметом острых дискуссий. Иногда происходит непроизвольное, мешающее обсуждению проблемы смешение гарантий различной природы.
В отношении занятости у нас имеются превосходные конституционные формулировки. Так, право на труд трактуется как право «на получение гарантированной работы с оплатой труда в соответствии с его количеством и качеством и не ниже установленного государством минимального размера, – включая право на выбор профессии, рода занятий и работы в соответствии с призванием, способностями, профессиональной подготовкой, образованием и с учетом общественных потребностей» (статья 40)[455]
. Но чем гарантировано соблюдение этого важнейшего из социально-экономических прав человека? Согласно той же статье Конституции – социалистической системой хозяйства, «неуклонным ростом производительных сил», «…профессиональным обучением, развитием системы профориентации и трудоустройства». Как известно, упомянутая система еще не создана. Не определена и минимальная оплата труда.Реально же действуют – притом не для всей региональной структуры – прежде всего «ситуационные» гарантии: обилие рабочих мест, «обеспеченных» экстенсивным развитием экономики. Эффективных же институциональных гарантий (информационная и консультативная помощь в выборе подходящего места работы, содействие в необходимой переквалификации и трудовой мобильности, система необходимых пособий и кредитов и т. д.) практически нет. Это, кстати, способствует превращению правовых и социальных заслонов от административного произвола в некую гарантию неэффективности занятости («незанятости» на рабочих местах). Мешает эффективному обеспечению занятости и относительно низкая (более того, искусственно сдерживаемая) трудовая мобильность занятого населения.
Развитая рациональная система социально-экономических гарантий – индивидуальных, семейных, коллективных, включая и гарантированную возможность достойного заработка (основного, «формального») – только и может составить надежную основу уверенной трудовой активности. При отсутствии такой базы «напряженные» мотивационные механизмы могли действовать лишь в экстремальных и кратковременных ситуациях, в нормальных условиях об этом нечего и думать. Кроме того, одно лишь ужесточение экономических требований при сохранении нынешних уровней зарплаты и запросов могут привести к росту апатии и поискам относительно легких источников дохода в стороне от народно-хозяйственных потребностей.