— Почему ты спрашиваешь, в порядке ли я? — спросил он.
—
— Я коп, а не пожарный, Кэди, — заявил он, будто был доктором МакКоем, а я — Джеймсом Тибериусом Кирком
— Значит, ты не спас сегодня ни одного маленького ребенка, страдая от отравления дымом? — спросила я.
Минута молчания, а после:
— Ты что, пьяная?
—
— Успокойся, Кэди, — сказал он голосом, которого я не слышала уже много лет.
Годы.
(Нет, конечно, но мне так показалось.)
Нежный, ласковый, игривый и веселый, но все равно желающий, чтобы ему повиновались.
Пальцы на ногах поджались.
Плохой, плохой,
— А теперь ответь мне, ты пьяна? — настаивал он.
— Нет, — солгала я.
— Она пьяна, — пробормотал он.
— Все в порядке? — спросила я.
— Почему ты спрашиваешь? — спросил он в ответ.
— Потому что на пристани бушевал пожар, Курт, — заявила я, будто разжевывая очевидное какому-то тупице.
— Откуда ты знаешь? — спросил он.
— У меня панорамный вид, не знаю, на...
На это он спросил:
— Ты одна?
— Если спрашиваешь, завела ли я собаку, то ответ — нет. Но я ее подыскиваю. Ньюфаундленда, потому что мы рядом с Ньюфаундлендом. То есть, не совсем, в Денвере я была к нему чертовски ближе. Думаю, это может показаться глупостью, но мне всегда
— Ты не на верном пути, — пробормотал он.
— Так я и думала. Но насколько плоха собачья слюна? — спросила я. — Если ты любишь кого-то, они могут пускать слюни повсюду, тебе будет все равно.
— Сегодня ночью сгорела половина пристани, а я сижу и болтаю с пьяной женщиной о собачьих слюнях? — спросил он.
Я заткнулась и еще раз подумала насколько мудрым был звонок Курту, чтобы убедиться, что он не страдает, надышавшись дыма.
— Я спрашивал не о собаке, Кэди, — заявил он.
— О, — пробормотала я.
— Ты одна?
О боже мой.
— Ты... думаешь... я бы позвонила тебе, если бы у меня был мужчина…
— Мне не нужны подробности, — резко перебил он меня, — но нужен ответ.
Внезапно я почувствовала, что трезвею.
— Зачем тебе нужен ответ? — поинтересовалась я.
— Сегодня ночью половина пристани сгорела дотла.
Я уставилась на колени, потом перевела взгляд через спинку дивана на город.
— Ты..? — Он не может. Или может? — Ты спрашиваешь, есть ли у меня алиби?
— Я спрашиваю, одна ли ты.
Он может!
— Ты спрашиваешь о моем алиби.
— Я не видел тебя несколько недель, Кэди, и ты звонишь мне, чтобы узнать, все ли со мной в порядке после того, как сильный пожар охватил пристань. Я не пожарный. Я полицейский. Я злюсь, что половина новой пристани моего города сгорела в огне, но со мной все в порядке. А теперь я хочу знать, почему ты ни с того ни с сего звонишь мне по поводу того, что не имеет ко мне никакого отношения.
Это был вопрос, на который я не могла ответить, потому что, во-первых, ответ на него означал бы признание того, что я напилась от беспокойства (буквально) из-за мужчины, которого должна оставить в покое. А во-вторых, я была слишком зла, чтобы произносить слова, потому что напилась до чертиков из-за мужчины, который спрашивает о моем алиби на время пожара, к которому я не имела никакого отношения.
— Мы закончили разговор, — сухо сказала я.
— Кэди…
— И не смей появляться здесь, воспользовавшись секретным аварийным кодом на моих воротах и стучать в мою дверь, чтобы мне нагрубить, Курт Йегер. Забудь, что я звонила. Я не звонила. Этого разговора не было. Я возвращаюсь к тому, чтобы держаться от тебя подальше. Но предупреждаю, когда я заведу себе ньюфаундленда, мастифа или бульдога, то научу его кусать высоких, темноволосых, красивых мужчин в очках-авиаторах.
Ой-ой.
Я что, сказала «красивых»?
— Кэ…
— До свидания, Курт.
Я отключилась, потом выключила звук и, наконец, выключила телефон.
Он спрашивал о моем алиби?
Я уставилась на телефон, не желая, чтобы он взорвался, но желая, чтобы мой взгляд мог пройти через него и испепелить Курта Йегера.
Затем я снова включила его с единственной целью — стереть с телефона номер Курта «Мистера чемпиона Вселенной по осуждению и злопамятности» Йегера.
Он зазвенел у меня в руке.
Это был Курт.
Я ответила с единственной целью сказать то, что сказала в своем приветствии:
— Никогда больше не звони по этому номеру.
— Никогда больше не бросай трубку, — прорычал он в ответ.
— Буду бросать трубку, когда захочу, — парировала я. — И вообще, это не имеет значения, потому что мы больше никогда друг с другом не