Время перемен (СИ)

— Они тут периодически злоупотребляют мухоморами, маэстру. Но обычно — по очереди. Раз все грибов нажрались — можем и до вечера простоять, пока очухаются. А пересекать границу без подорожной грамоты нельзя — первый же разъезд нас арестует, конфискует имущество, а самих — на каторгу.

Ждать до заката не улыбалось — потеря времени, да и ночевать в при дороге тоже не хотелось. Рем заколотил в забор с новой силой:

— Эй, кто-нибудь!!!

Эдгар дю Валье всё это время молча наблюдавший за происходящим, одним движением отстегнул перевязь с мечами, глубоко вдохнул, резко выдохнул:

— Оп! — и встал в полный рост в седле своего жеребца.

Оттолкнувшись ногами, он перелетел через изгородь таможни ласточкой, едва оттолкнувшись от заостренных кольев руками, чтобы придать дополнительный импульс движению. Через секунду там послышалась какая-то возня, а потом — звонкие звуки пощечин. Возвращался дю Валье спокойным шагом, через калитку в заборе. Он ее аккуратно за собой прикрыл, и, поднырнув под шлагбаум, подошел к своему скакуну, отцепил от луки седла перевязь и снова разместил клинки на спине.

— Франц, о черт… Ты где грибочки брал? — послышалось из-за частокола.

— У бабки, как обычно… О-о-о… Плохие грибочки, да?

— Почему у меня от них так рожа болит?

Рем снова заколотил в забор:

— Откройте, караван из Аскерона!

Два стража границы в желто-белых коттах выползли наружу. Их небритые лица горели огнем, а глаза выражали вселенскую тоску.

— А-а-а-а, торговцы… Таможенный сбор — по два сребреника за повозку, по одному — за всадника. Может у вас есть пиво, а?

— Есть молодое вино, — сказал Гавор. — Дам целый бурдюк, если подпишете подорожную прямо сейчас.

И потряс в воздухе булькающим кожаным сосудом. Таможенники синхронно облизали пересохшие губы и один из них спросил:

— Магические артефакты, наркотики?

— Спасибо, не надо, — ответил Рем.

— А?! Спрашиваю — артефакты, наркотики везете?

— Нет, в основном — украшения, ткани, сувениры, парфюмерия. Всякий женский товар, — откликнулся Коробейник.

— Черт с вами, давайте свою подорожную и своё вино… Франц, сходи за чернильницей и печатью!

Франц прямо на шершавом бревне шлагбаума поставил соответствующую отметку и, подышав на печать, сделал оттиск на документе.

— Сами открывайте, — буркнул он и тут же присосался к бурдюку.

— А ну, дай сюда! — потянулся за вином старший товарищ.

Микке без труда сдвинул шлагбаум в сторону, давая возможность каравану проехать. Когда таможня осталась далеко позади, Аркан буркнул:

— Порядочки у них, однако! Даже в Смарагде я такого не видал!

* * *

Впечатления от удивительных и невероятных нравов Западных провинций продолжали сыпаться на путешественников как из рога изобилия. Никто кроме Гавора раньше не странствовал в составе торговых караванов, и потому все увиденное было в диковинку. Аркан в бытность свою вагантом ходил пешком или катался на почтовых дилижансах, а это совсем не то, что сопровождать набитые дорогостоящим товаром фургоны. Открыв для себя специфику подобных путешествий он, не особо стесняясь в выражениях, сказал:

— Курва! Внутренние таможни.

Гавора переполняли эмоции:

— Как почил в Бозе последний император — каждый обдристанный барон, у которого замок больше похож на сортир во дворе у порядочного хозяина, а из землевладений — куча дерьма и яма с испражнениями, считает своим говенным долгом поставить сраную таможню!

Микке восхищенно крякнул, оценив по достоинству такой шедевр фекального словотворчества, а Рем, поглядывая на корявый сруб у обочины, четырех стражников с ржавыми алебардами и деревянные рогатки поперек дороги, попытался поразмышлять вслух:

— Неужели непонятно, что они так убивают торговлю и взвинчивают цены? Какой дурак поедет по земле, где нужно платить на каждом углу? Куда смотрит здешний герцог?

— На задницу очередной молоденькой любовницы, — внезапно подал голос дю Валье. — Старый козел дю Пюс предпочитает, чтобы страной управляли бароны, а сам он проводит время на соколиных охотах и пирах. Но, могу вас уверить, маэстру — такая картина не только в герцогстве Лабуанском. От залива и до Кесарии, до самых берегов Рубона Великого графья, барончики и маркизы становятся самовластными правителями в своих феодах и плевать хотели на центральные власти. Герцоги и принцы для них не авторитет.

Рем прищурился:

— А кто для них авторитет?

Эдгар дю Валье пристально посмотрел на молодого Аркана, и в его рыбьих глазах, кажется, промелькнуло что-то вроде уважения:

— Какой правильный вопрос, маэстру. А что вы сами-то думаете?

— Синедрион? — предположил Рем.

— Синедрион, — кивнул воин. — Им всё это на руку.

До таможни они ехали молча. Стражники отодвинули рогатки, посмотрели подорожную грамоту, истребовали мзду и один из них, самый молодой, шмыгнул носом и сказал:

— Будьте осторожны, господа торговцы. Пять баронств вдоль тракта — отсюда и на север — голодают. Засуха! В лесах полно бродяг, которые прирежут вас за кусок хлеба…

— А вы, я смотрю, не отощали? — спросил Гавор Коробейник.