Время перемен (СИ)

Когда все улеглись, матушка поднялась на мансарду и самолично поправила всем одеяла и поцеловала каждого в лоб. Здоровенные мужики были совершенно не против, потому что понимали — сопротивление бесполезно. А потом хозяйка «Красных крыш» посидела у окна с вязанием, при свете свечи, и спела колыбельную. На последней строчке незатейливой песенки путешественники уснули крепким сном, и наутро проснулись бодрыми, отдохнувшими и посвежевшими — как в детстве.

Перед самым отъездом Разор повел молодого Аркана за дом, туда, где возвышался отвесной утес, защищающий усадьбу от злого ветра.

— Сюда! — небольшая ниша в скале оказалась входом в пещеру более обширную.

Ее своды были выложены кирпичом, а путь преграждала кирпичная же стена со стальной дверью. Загремев массивным замком, старый воин отворил дверь. Рем высек огонь и зажег факел.

— Взгляни, Тиберий! — широким жестом Разор обвел свою сокровищницу. — Я вложил сюда всё, добытое в походе.

В идеальном порядке тут стояли комплекты кожаной брони, круглые шлемы, щиты, клинки и дротики. Имелась и конская сбруя, и удобные ранцы, и сапоги всех размеров, непромокаемые плащи и прочий скарб, который делает солдатский быт чуть менее мерзким.

— Вольная компания ни в чем не будет нуждаться, — полковник явно гордился собой.

Молодой аристократ отцепил от пояса кожаный мешочек с монетами и сказал:

— Вот, мой посильный вклад. Будет еще — как только вернусь с Севера. Я перед тобой в долгу, Разор.

Полковник без ложного благородства сграбастал золото и сказал:

— Только подними знамя с Красным Дэном — и мы придем, Аркан! И вывернем всех подлецов наизнанку — как на Низац Роск и в Доль Наяда. И хорошо подзаработаем. Верно я говорю?

— Борьба за правое дело и золото — лучше чем просто борьба за правое дело, а, Разор?

— Ага. И чем просто золото — это уж точно.

Снова заскрипели колеса фургонов, зафыркали лошадки, зацокали по дорожным плитам подковы. Караван двигался к Дымному перевалу, а ветер качал вереск, гоняя зеленые волны над пустошью.

* * *

У моста через полноводную и бурную Бланку скопилось множество повозок, кибиток, фургонов, крестьянских телег. Без пошлины и вне очереди стража пропускала только дворянские экипажи, всадников-аристократов, а еще — герольдов, гонцов и чиновников, путешествующих по государственной надобности.

Народ ворчал и бурчал, но терпел. Мост-то здесь был один — старый, позднеимперской постройки, с массивными каменными опорами, толстыми перекрытиями из дубовых бревен, крепким настилом. Здесь запросто могли разминуться два экипажа, и еще осталось бы место, а запаса прочности хватило бы на непрерывный поток транспорта. Но, по какой-то неизвестной причине, чиновник пропускал единовременно только одну повозку с каждой стороны.

За этим строго следили бдительные воины в красно-синих коттах.

— Люди герцога Людовика дю Монтрея. Его земли — Монтанья — на той стороне реки, он правит железной рукой, не то что размазня дю Пюс. Уплатив пошлину здесь, вы не будете терять время на внутренних таможнях… Бароны и пикнуть боятся, знают, что будут раздавлены. Гвардия герцога — вон те молодчики в одинаковых доспехах — сильнее любых трех местных баронских дружин, а если учесть, что с мощным кланом дю Бенак молодой Людовик породнился путем династического брака, и уже заделал супруге троих детей — то, пожалуй, можно сказать, что герцогство Монтанья — самое централизованное и крепкое на Западе… — Гавор Коробейник трепал языком с удовольствием, ведь в длиннющей очереди делать всё равно было нечего. — Но проверяют дотошно. Боятся ревизоров! Если те обнаружат контрабанду — не миновать виселицы.

— И что — на лапу не берут? — удивился Аркан.

— Берут, как не брать?

— Так виселица же…

— Так дорого берут!

— Однако, логика… — покачал головой Рем. — Я прогуляюсь, осмотрюсь, что за народ тут стоит… Микке — особенно не высовывайся, и вообще — надень шапель, за ортодокса сойдешь, и по башке не получишь. Здесь могут дежурить шпионы недоброжелателей твоего дядюшки…

Аркан снял с головы шлем с металлическими полями и протянул его северянину, снял надоевший шаперон, который выполнял роль подшлемника, и швырнул его в фургон. За кобылкой взялся присмотреть и поухаживать Транкил, так что Рем о животинке не беспокоился.

Очередь была действительно впечатляющей, а повозки всё прибывали и прибывали. Перед мостом развернулся настоящий табор — торговый люд разбивал палатки и шатры, отчаявшись перебраться в Монтанью до ночи. Над кострами уже булькали котлы, насыщая воздух сытными запахами, на вертелах жарились целые тушки птиц и мелких животных, торговцы открывали припасенные на такой случай бочонки пива и мехи с вином.

Со стороны небольшой рощицы доносились звуки музыки: выбивал частый ритм барабан, пела скрипка, звенела мандолина. Мелодия показалась Рему знакомой — и он двинулся туда. Приходилось протискиваться между жующими овес лошадьми, которые флегматично, хотя и неодобрительно косились на молодого аристократа, перепрыгивать ящики, свертки и бочонки, распихивать купеческих слуг и ругаться с охранниками.