Время перемен (СИ)

Что такое Эдускунта? Это собрание всех саами, которые могут держать в руках оружие. Правом голоса на Эдускунте обладают все свободные хозяева. Такая формулировка была прописана в «Дороге Лебедей», а потому — в огромном доме с золотой крышей на собрании могли присутствовать сотни и тысячи вооруженных северян, а на помосте из вызолоченных дубовых бревен — только главы великих кланов и свободных родов — те, что сумели добраться до Байарада и теперь могли держать слово перед народом. Почему так? Потому что саами очень бережно относились к понятию свободы. «Свободен лишь тот, кто может самостоятельно принимать решения и справиться с их последствиями,» — так гласила «Дорога Лебедей».

Вассальную присягу приносили и в этом суровом краю, и главы семи великих кланов отличались от герцогов Запада только тем, что их подданные были разбросаны по всему Северу. Семьи, присягнувшие Корхоненам можно было встретить и в тундре, и у Дымного Перевала, и в окрестностях Байарада, бок о бок с зависимыми от Ахо, Ранто, Сорса или Линдстрёмов поселенцами. Свободные роды обычно селились в отдаленных местах, в тех самых оазисах у горячих озер, или рядом с залежами полезных ископаемых — и именно поэтому могли сохранить свою автономию. Из такого рода, например, происходил отец Микке Ярвинена, который взял в жены одну из племянниц Вилле Корхонена в свое время. Ярвинен и значило — Озерник, человек с озера.

Чем больше Рем погружался в хитросплетения северной политики — тем сильнее убеждался в том, что никакой демократией тут и не пахло! Это была всё та же олигархия, или, если угодно — аристократия, просто замершая в своем зачаточном, семейно-клановом варианте. Все иллюзии о прекраснодушных дикарях и мечты о царстве первобытной свободы, которые пытались рассказывать некоторые лекторы в Смарагдском университете оказались не более чем очередной болтовней, сочинениями кабинетных ученых.

Еще пятьдесят лет назад кланы обладали авторитетом только в качестве неформальных структур, пользуясь немалыми богатствами и числом своих сторонников — и не более того. Стальная пята имперской администрации подавила любые попытки превратить неформальную власть в реальную, а материальные ресурсы — в политический капитал, оставив на откуп Эдускунте только арбитраж в вопросах имущества, защиты чести и достоинства, и семейно-бытовых споров. Теперь же кланы почувствовали, что вожжи даже не отпустили — их просто сняли и выбросили. И воспользовались моментом, превратившись в полновластных владык Севера.

Ну, почти. Кое-кто их владычество не признавал, мечтая о возвращении сил куда более могущественных.

* * *

Это только звучало бодро: «Корхонены созывают Эдускунту!» На самом деле между ударом в набат на площади и ритуальным открытием дверей Дома могло пройти от трех до десяти дней: именно столько требовалось, чтобы добраться до самого дальнего от Байарада городища — Лахти, на крайнем севере, на берегу Последнего моря, и вернуться обратно.

Всё это время столица Севера напоминала растревоженный пчелиный улей: кланы вооружались. Рем ловил себя на парадоксальной мысли: кажется, северянам нравилось происходящее. Впереди — долгая зима, урожай убран давно, скука предстоит смертная — а тут такое развлечение. Традиционные политические игрища по-саамски!

Если отбросить тревожные вести с дальних рубежей — о разоренных хуторах, постоялых дворах и поселениях, то можно было сказать, что в Байараде царила праздничная атмосфера. Все ждали разрешения назревшей проблемы, мечтали, чтобы противостояние между великими кланами, наконец, закончилось и жизнь вошла в какую-то более-менее постоянную колею. Флегматичный характер саами был плохо приспособлен к бурным переменам, и несмотря на радостное возбуждение, северяне искренне желали, чтобы все уже закончилось и можно было и дальше жить-поживать и добра наживать. Что-что, а это у них неплохо получалось.

А вот Аркан неплохо чувствовал себя во всей этой суете. Оставив Флавиана под охраной дю Валье и облачившись в традиционный меховой северянский плащ и шапку с пышной опушкой, он бродил по городу, слушал разговоры людей, присматривался и разве что не принюхивался. После первого удара колокола на площади перед Домом Эдускунты наступало перемирие во всем Байараде. Правила его были простыми: если люди одного клана нападут на людей другого клана — все остальные кланы нападают на нарушителей, не разбираясь в правых и виноватых. Последний раз подобное произошло пять сотен лет назад — и тогда из девяти великих кланов осталось семь.

Так что в городе, полном вооруженных мужчин, Рем чувствовал себя практически в полной безопасности. Ну да, он не принадлежал ни к одному клану — но был гостем Корхоненов. А потому — гулял там, где ему вздумается, на вопросы дружинников демонстрируя серебрянную гривну на запястье, оба конца которой кончались головами лебедей.