Время перемен (СИ)

Матиас Линдстрём, этот могучий воин в старых, проверенных множеством боев латах, решительно кивнул.

— Скажите это Корхоненам и этому фра Тиберию. Мы бы хотели видеть его в нашем доме, чтобы он поведал об ортодоксальном вероучении…

Ловушка? Аркан напрягся, пытаясь прочесть на лице старого северянина малейшие признаки лжи и коварства, но тот был невозмутим. Вести брата в самое логово таких опасных людей? Даже ради наставления на путь истинный целого клана? Его сомнения были развеяны появлением на крыльце самого Флавиана.

— Всё, брат мой! Работа окончена! Возьми молоток, гвозди и доски, и заколоти последнюю дверь… Доброго и приятного дня, маэстру Линдстрём! Я невольно услышал финальную часть вашего разговора и могу сказать, что с удовольствием приму ваше приглашение… Но не позже завтрашнего вечера я собираюсь пойти проповедовать на рыночную площадь, и если вы со своими людьми придете туда, то, возможно, и не будет необходимости вам отвлекаться от дел насущных ради смиренного чада Божия…

Матиас Линдстрём насупился сначала, его седые брови грозно соединились на переносице, но потом лицо приобрело прежнее невозмутимое выражение.

— Мы придём, — сказал он. — Все придут.

И все пришли.

* * *

Рем Тиберий Аркан пил горячий хмельной мед из кружки, смотрел с балкона одной из таверн на площадь, полную народа и освещенную множеством фонарей и факелов, и думал о том, что когда-нибудь кто-то из художников обязательно напишет такую картину. И назовет ее, например «Обращение Севера».

Стройная фигура Флавиана на простой дубовой бочке из-под солонины возвышалась над людским морем, а его молодой, звонкий голос слышали в самых дальних уголках рынка.

— И была тьма над бездной, и дух во тьме, которого мы именуем — Бог. И сказал Бог: «Да будет Свет!» И стал Свет… И отделил Бог твердь от бездны, и создал миры и светила, и небесные тела, и иные вещи и явления мироздания, неподвластные уму человеческому…

— Он сегодня в ударе, — раздался голос Сибиллы за спиной Аркана.

Волшебница подошла тихо, почти незаметно. Она выглядела непривычно, без своих великолепных нарядов и украшений, и яркого макияжа. Но и характерное для женщин-саами светлое платье с красных фартуком ей тоже шло, подчеркивало талию, крутые бедра и высокую грудь.

— Он всегда в ударе. Он ведь настоящий ортодоксальный священик, — хмыкнул Рем.

— А бывают ненастоящие? — уцепилась за эту оговорку волшебница.

— Бывают, но недолго, — ушел от пикировки парень. — Или умирают, или просят лишения сана и возвращения к мирской жизни. Или — их низвергают экзархи.

— И что, теперь каждому северянину поставят клеймо на грудь и проведут реморализацию? — продолжала допытываться Сибилла.

— А ты вправду думаешь, что клеймо стоит у каждого ортодокса?

— А разве нет? — кажется, удивление волшебницы было неподдельным, она даже тряхнула гривой медно-рыжих волос.

Аркан засмотрелся на это привлекательное зрелище, и задумался, не откроет ли сейчас ей некую сокровенную тайну, но потом отмахнулся мысленно от таких предположений: это можно было узнать совершенно свободно, и даже удивительно, что такая образованная женщина не поинтересовалась обычаями общества, в котором живет уже многие годы… С другой стороны — она жила в городе Аскерон, а там оптиматов было гораздо больше, чем ортодоксов, тем более — в высшем свете. Кого интересуют традиции простолюдинов и провинциалов, верно?

— Клеймо ортодокс ставит тогда, когда считает себя готовым для этого. Некоторые получают его на смертном одре, другие — даже после смерти, если пишут об этом в завещании.

— А зачем тогда…

— Послушай, Сибилла, скоро сюда прибудет миссия из Аскерона, ты просто можешь взять у них «Катехезис» — там в вопросах и ответах всё это изложено достаточно доходчиво.

— Да нет! — скорчила гримаску волшебница. — Почему ты сделал выбор в пользу клейма в столь раннем возрасте? Пятнадцать лет — это ведь даже не молодость, это самый конец детства… Ты что, не понимаешь, какие возможности открывает использование магии? Добровольно лишить себя лучшей медицины, оружия, связи, множества удобств, которые повышают комфорт и качество жизни…

Рем печально усмехнулся:

— Как будто у нас есть выбор… — а сам думал над тем, что волшебнице откуда-то известны весьма конфиденциальные семейные дела Арканов, и при этом она не посвящена в главную тайную. И это было весьма странно.

— У нас? Что значит — у нас? — Сибилла прищурилась.

— У нас — значит у нас, у Арканов, — он предпочел закончить разговор, который уходил в нежелательное русло. — Взгляни, вон Матиас Линдстрём и вправду пришел, и слушает, разве что в рот не смотрит моему братишке…

Флавиан рассказывал о Первой Гавани, «Уставе надлежащем» и становлении Империи Людей, и саами слушали, не взирая на ночную тьму и опустившийся на землю мороз. И мрак отступал, разгоняемый светом фонарей и факелов саами, и холод не доставлял им неудобства, как будто слова молодого священника согревали их тела.