— Нужно лучше накрыть, а то промокнет всё… Горцы, кто-то из вас должен снять шкуру, мы соорудим крышу для костра. Тром с Марком переглянулись.
— Не медлите, а то все сдохнем.
Марк развязал пояс, быстро скинул с себя шкуру и двумя сильными скрутками выжал от лишней воды. Олаф и Тром натянули её над сидящим капитаном. Сначала Марк согнулся ещё сильнее: холод одолевал его, как и всех, потом он стал быстро растирать себя руками, потом приседал, потом отжимался, но всё так же стучал зубами на промозглом ветру.
Шло время, они слышали шуршание ветки о трут, но ничего не происходило.
— Проклятье. Огнива, конечно, ни у кого нет? — капитан в отчаянии остановился.
Воспоминание прорезало сознание Трома, как первый утренний луч сквозь окно прорезает темноту комнаты:
— Огниво… Кажись, один из тех, кого вынесло на берег, попыхивал трубкой иногда. Огниво, вроде бы, на шее висело у него.
— Я сбегаю, не то окочурюсь от холода, — Марк тут же поспешил к песку.
— Ты чего раньше молчал? — угрюмо упрекнул его Олаф.
— Поди, вспомни тут…
— Хватит вам, — перебил капитан, — Он, по крайней мере, вспомнил, хоть и плавал с ним меньше нашего. Молодец, горец. Может статься, ты опять спас наши шкуры. Жаль, что не всех…
Вернулся вождь. В руке у него болталась верёвочка — само огниво он сжимал в ладони. Капитан быстро и умело высек из него искры ножом Олафа, и очень скоро береста занялась. Он подкинул ещё, потом наскоро обстрогал ветку и положил туда же. Так, постепенно, пламя разгоралось. Когда дождь уже не мог затушить его, трясущемуся Марку отдали шкуру.
Небо светлело, и дождь вскоре совсем перестал. Они нашли ещё дров, и Тром уже почти согрелся, когда капитан сказал:
— Эй, герой штормов, поди, глянь, может, кого ещё на берег вынесло.
— Любой бы давно замёрз, пока мы тут добывали огонь, — ответил Олаф.
— Ты же не замёрз. Как знать, пусть посмотрит.
Горец брёл к берегу и глядел на почти уже спокойное синее море, и чувствовал внутри тёмную, затаённую злобу. Он ненавидел море так, словно оно было живое. И море, будто в ответ на суровый взгляд, как бы нехотя, выплюнуло волной Свена. Чуть сбоку, почти к его ногам…
Сначала Тром подумал, что мальчик мёртв: нога и рука сломаны, лежит лицом вниз. Но, когда он подхватил парня, тело слегка дёрнулось. Горец положил его на песок подальше от воды и перевернул на спину. И тут только заметил глубокую рану на голове, сбоку. Нога и рука тоже были совсем плохи. Тром сомневался, могла ли какая-нибудь баба боли вылечить всё это. Но Свен открыл глаза и завращал пьяными, гуляющими зрачками. Потом его взгляд, наконец, уцепился за Трома, и он еле слышно произнёс:
— Ты всё-таки спас меня…
— Да, — ответил горец, снимая шкуру и накрывая мальчика.
Ещё миг они глядели друг другу в глаза, а потом Свен затрясся крупной дрожью. Его руки и ноги стали биться о песок, голова сотрясалась, шея вытянулась, а зрачки закатились и глаза стали белые. Тром попытался остановить это, он хватался за руки, ноги ходили ходуном. Он опасался, что парень не удержит голову и ударится, подхватил затылок и держал. Он не знал, что делать, а парень всё трясся и трясся, и трясся, пока дрожь не стала ослабевать, пока он не вцепился рукой Трому в запястье, пока не перестал дрожать, и глаза его не стали вновь обычными. Тогда он посмотрел на Трома, сжал его запястье сильнее, отпустил, и глаза его остекленели.
Горец видел подобное не раз и не два. И, по большей части, с врагами. Поэтому он был совсем не готов к горечи, что неожиданно подступила к горлу, и к тому, что защиплет глаза, как от густого дыма. Он сжал кулак и три раза сильно ударил по песку, заставляя себя успокоиться, заставляя себя отдать все эти проклятые чувства морю, и оставить себе лишь тлеющую внутри злобу, что побуждает идти без устали, а, когда надо, разгорается пламенем внутри. Не получилось.
— Свен… Как знать, если бы я оставил тебя на берегу, может, ты всё ещё был бы жив, — проговорил непонятно когда оказавшийся рядом капитан.
И остальные были рядом. Горец выпрямился и поглядел на них. Уже спокойный, грозный и холодный. В тяжёлые времена нужно быть твёрдым, как меч. Пусть Марк и одолел его в бою, но, как сказал Свен, Тром был лишь чуть хуже. И пришло время доказать, что он всё ещё стоит многих.
— Вы оставили костёр…
— Ничего с ним не случится, — ответил Олаф, — Что будем делать с трупами?
— Моряков хоронят в море, — капитан присел около Свена и провёл ладонью по его глазам, закрывая.
— Мы не можем просто бросить их в воду, — помотал головой Тром, — Тела прибьёт обратно к берегу, и крабы станут обгладывать их, как дохлую рыбу. Ну уж нет! Мы похороним их, как воинов.
Никто не стал возражать, лишь вождь отозвался:
— Тогда нужно сделать большой костёр. Пошли, Тром, поможешь с дровами.