— Быстро же огонь у тебя иссяк. Да, вот так вот. Легко быть героем, когда всё работает, как часы. Ты попробуй быть им в этом вот дерьме, где каждый в свою сторону тянет. Не глупо умереть, как, некоторые думают, подобает, достойно встретив врага, а год за годом тянуть всё это на себе, вести людей, копаться во всём этом. Большинство предпочитает скиснуть, как все, и тихо воровать, или вернуться в имение, если оно богато. Так уж тут всё устроено. Но твой отец был не таков. Теперь твоя очередь показать, из какой ты глины. Но, Трое свидетели, твой сегодняшний фортель де Ветт нам припомнит, ещё как припомнит!
Жерар не знал, что ответить. Слова капитана заставили его с другой стороны посмотреть на всё, что происходило вокруг. Он ещё не понял, что именно переменилось. Нужно было осмыслить множество вещей…
— Ладно, рота сама себя не проверит. Спокойной ночи, племянник.
Де Куберте ушёл, а он так и стоял, уставившись в огонь.
— Господин граф, разъезд продал мне десяток перепелиных яиц. Могу пожарить, вас устроит?
— Да. Спасибо, Род.
Жерар думал весь вечер и часть ночи, а, проснувшись на утро, обнаружил, что думы никуда не делись. И, когда армия вытянулась в огромную гусеницу от горизонта до горизонта, он окликнул ехавшего рядом Леонардо:
— Кажется, у второго отделения четвёртого взвода совсем никудышные ботинки. Наверное, у половины солдат.
— Ваша правда, Жерар. Всё вспоминаю тот ужин, что вы устроили. Кажется, это было в другой жизни.
— Вернёмся, закатим ещё пуще того. Вот, приглашу вас в своё имение, увидите, как там встречают гостей.
— Зная вашу честность, не могу дождаться момента. Слышал, как некоторые солдаты поминали вас с утра. Весьма лестно.
— Оставим это. Можете рассказать подробнее насчёт ботинок? Вы же понимаете — если так продолжится и дальше, скоро пол взвода будет шагать босиком.
— Что тут говорить? Встали в очередь на довольствие. А пока в роте есть бывший портной. Подшивает, как может.
— И долго ждать очереди?
— Сказали, ещё дней пять. Солдаты из других полков занимали до нас.
— Сколько наших солдат сляжет с лихорадкой, пока дождутся новых ботинок?
— Вы читаете мои мысли, граф. Но что я могу сделать? Идти к майору и требовать с него мне не по чину. И, к сожалению, я не министерский куратор.
— Намекаете, что мне следует этим заняться?
— Отнюдь. Вы и так переполошили вчера весь штаб. Быстро поскачешь, скоро голову свернёшь.
— Хорошая поговорка. Мне доводилось слышать ещё одну: «За спрос денег не берут».
Граф пришпорил коня и поскакал вперёд, туда, где виднелась часть обоза, которую сопровождал Майор де Ист. Когда он поравнялся с лошадью майора, тот отпрянул от неожиданности:
— Опять вы?
— Да. Хотел бы осведомиться насчёт ботинок и очереди в пять дней.
— Снова побежите жаловаться маршалу?
Граф задумался. Конечно, можно было сделать, как в прошлый раз, но он знал — вот знал, и всё тут — не стоит этого делать. Потому спокойно ответил:
— Чаял решить это без его вмешательства.
— Вы уже всё знаете. Сейчас есть платные ботинки, бесплатных нет. Бесплатные через пять дней. И не я это придумал.
— Почём же пара?
— Полшиллинга.
— Если вам будет угодно последовать за мной, заплачу сразу три фунта, за шестьдесят пар. Вечером нужно будет выдать их тем, кто попросит от нашей роты.
— Извольте, но пусть не идут толпой, а приходят по одному отделению.
Они отправились к телеге, на которой восседал Род, охраняющий имущество своего хозяина. Жерар распорядился, и старый слуга незамедлительно достал три фунта откуда-то из глубины сундука.
Глядя на золотые монеты, майор изумлённо спросил:
— Зачем вам всё это?
— Но ведь кто-то же должен.
— Должен что?
— Оставаться порядочным человеком, чёрт вас дери!
— Вчера вы устроили скандал, пользуясь высоким назначением от министра, которое, вне сомнения, получили благодаря титулу. Сегодня транжирите деньги… Мой вам совет, уходите из армии. Не нашего круга вы человек.
— Де Куберте, надо полагать, тоже не вашего круга? Сколько он уже служит? Рассчитываю, что мои солдаты получат сегодня новые ботинки. Обманете — зарежу, как свинью.
Граф пришпорил коня. Он сам удивился перемене характера. Теперь каждый разговор, каждая просьба, адресованная кому угодно, кроме офицеров его роты, превратилась для него словно в удар эспадой. Это были поединки, вместо оружия в которых выступали слова, угрозы, чины, должности и деньги… Матушка часто говаривала, что произнести нужные слова подчас сложнее, чем десять раз уколоть эспадой, и что когда-нибудь Жерар поймёт это. Вот и настал черёд.
В те семь дней, которые остались до прибытия дальнего разъезда, их рота заступила в караул лишь единожды. Кормили полк исправно, и ботинки новые, как и форму, выдали всем, кому требуется. В полку будто наступило затишье. Маршал больше не ехидничал насчёт Жерара, а сам Жерар преисполнялся заслуженной гордости, получая благодарные кивки солдат и лейтенантов полка.