Время покупать черные перстни

Мы разложили новые костры, сменили воду в чайниках и принесли свежей заварки. Кое-кто, в том числе Роберт Карлович и оба капитана, отправились спать, но большинство осталось. Заварили чай, пошли разговоры. Ночь продолжалась.

Кто-то подкалывал Вараксу, высказывая предположение, что Богдан — тайный последователь Гераклита, считавшего огонь основой всего сущего, и что жизнь свою он кончит как Эмпедокл — бросится в кратер вулкана. На что последовало возражение, что тогда Варакса не сможет насладиться зрелищем своей собственной кремации…

Слава Охотников, ухватив Сердюка за полу тенниски, втолковывал ему, что ничего таинственного и загадочного в хождении по углям нет, просто подошвы усиленно выделяют пот, и он предохраняет кожу от ожогов. Опытные сталевары, говорил Охотников, умеют безо всякого вреда на какое-то время окунать пальцы в расплавленную сталь. Так что тут нет никакой мистики и все объясняется очень просто.

Сердюк выслушал Охотникова до конца, потом внимательно посмотрел на него и спросил:

— А что ж ты тогда в круг не пошел, когда он звал?

И, не дождавшись ответа от опешившего Вячеслава, добил:

— Вот разница между вами — ты знаешь, а он умеет. Охотников пару раз открыл и закрыл рот, но не издал ни звука.

А Сердюк уже допытывался у Богдана, чем объяснить его пироманию — наследственностью или влиянием среды. Видимо, прилично Варакса выдохся после своего выступления, поскольку, не уловив интонацию вопроса, начал на полном серьезе рассказывать, что среди его предков по материнской линии были иранские огнепоклонники, да и славянские его предки в свое время поклонялись богу огня Кравьяду…

— Огонь, он живой, — говорил Варакса, — его понимать надо. Из четырех стихий — это самая главная, весь мир из огня возник. Гераклит не так уж неправ.

Все, предвкушая развлечение, придвинулись поближе; замечены были взаимные переглядывания, подталкивания и перемигивания. Богдан завелся.

— Вы что думаете, — кричал он, — плазма в нашем реакторе — это просто так, огонь от керосинки?! Да она же живая. Каждый раз, когда реактор запускают, — как будто новое существо рождается. Вспомните, первые несколько суток как трудно ее удержать, как она бьется и мечется. С каждым новым запуском реактора и плазма новая, другая, требующая своего подхода. Скажете, нет?

С этим многие согласились. Смешки стали пореже и спор пошел уже всерьез. Кто-то возразил:

— То, что плазма разная, ничего не доказывает, просто внешние условия никогда в точности не повторяются. Поэтому и трудно поначалу. А после мы к ней приноравливаемся, и все идет гладко.

— Не забывай, что через шлемы Дойлида психополя каждого из нас связаны с электромагнитными полями плазмы почти напрямую. Как мы изучаем плазму, так и она изучает нас. Информация протекает в обе стороны…

— Ну, ты залепил! Может, еще скажешь, что она разумная?!

И пошло, поехало…

В дальнейшей перепалке выяснилось, что Варакса верит в существование плазменных форм жизни, в том числе разумной, на поверхности и (или) в недрах звезд, в том числе Солнца. Посыпались возражения, на которые Варакса отвечал более эмоционально, чем аргументированно. В основном все его доводы сводились к тому, что он, пользуясь терминологией исторической бюраканской конференции по проблеме СЕТ I, обвинял своих оппонентов в планетном, белковом и водяном шовинизме.

Кто-то вспомнил гипотезу Б. Соломина о том, что в происхождении жизни на Земле решающую роль сыграло излучение Солнца. Варакса, натурально, оказался горячим ее сторонником.

— Если допустить существование разума на звездах, то почему не допустить, что этот разум может подтолкнуть развитие жизни на планетах этих звезд? Излучение звезды может нести сложную закодированную информацию, оказывающую управляющее воздействие на биосистемы.

— Да нет же в солнечном излучении никакой сложной информации!

— Сейчас нет. Но сейчас жизнь и не возникает, а только эволюционирует. Это был разовый сброс негэнтропийного потенциала. Он-то и привел к возникновению жизни.

— Гладко у тебя получается! Когда-то излучение несло информацию, но доказать это невозможно. А сейчас все шито-крыто. Зыбкий фундамент для гипотез.

— Доказательством является наше существование. А код, переданный Солнцем миллиарды лет назад, все еще хранится в наших генах и когда-нибудь сработает.

— Это ты к чему клонишь?

— Рано или поздно все возможности эволюции белка будут исчерпаны и мы сменим свои коллоидные тела на плазменные.

— И будем странствовать по пространству-времени в виде сгустков электромагнитного излучения? Новый вариант бессмертной души?

— Во — первых, почему бессмертной? Откуда это следует? А, во-вторых, души отнюдь не бесплотной. О том, что плазма — четвертое состояние вещества, в средней школе учат.

Тут наконец вмешался всегдашний супротивник Вараксы по спорам Слава Охотников.

— Так, может, — сказал он вкрадчиво, — и Большой Взрыв был таким же сбросом излишков негэнтропии?

— Почему нет? — осторожно ответил Варакса.

Тогда Охотников возвел очи горе, поджал губы и ханжеским тоном лютеранского пастора рек: «И сказал бог: да будет свет. И стал свет».