Время Полицая (СИ)

- Между быть и хотеть, - продолжала Кобра, - только вера. Мы властны над всем, кроме веры. И без веры не властны ни над чем. Пусть на твоей ладони стоит весь мир, если ты ему не веришь, это всего лишь горсть пепла. Выкинь его и зачерпни снег, если ты в него веришь, - ты обретешь вселенную.

Вадим зачерпнул под собой пригоршню неосязаемого снега и тут же высыпал обратно на пол.

- Ты его не чувствуешь, - сказала цыганка.

- Нет, - согласился он.

- Веришь только тому, что чувствуешь. - Она присела рядом на облако и опустила голову.

Рука Вадима дотронулась до ее черных волос. Его осязание словно отходило от сна.

- Но... Ты же не существуешь, - догадался он.

- Ты меня чувствуешь?

- Немного.

- Этого достаточно. - Кобра выпрямилась. Какая разница, существую я или нет? Ты чувствуешь, значит, веришь, - остальное не имеет значения. - Дай сюда руку…

- Будешь гадать?

- А ты этого хочешь?

- Нет.

- Зачем же я буду гадать? Я тебя перевяжу, однорукий бандит.

Он протянул наспех обмотанную ладонь. Одним рывком Кобра отодрала платок от засохшей раны.

- Ахмед здорово постарался... - улыбнулась она. - Душевный айзер. Внимательный, добрый...- В ее руках появился бинт. Сверкая перламутровыми ногтями, цыганка стала перевязывать рану, - Что ж ты не хлопнул его? Тебе же все до лампочки. Ахмеда специально к тебе послали - Ахмед ищет смерти. Он не жилец, Чапаев, зря ты его оставил, жалостью Ахмеду не поможешь.

Пока Кобра перевязывала руку, Вадим вдруг понял, что не дышит. То есть, дышать он хотел: вновь набрать воздух в легкие, различать запахи, - это к нему вернулось, но не смел. Он разглядывал ее мягкие губы, щеки, шею, уши с тяжелыми серьгами и цепенел от тихого восторга.

Только когда она завязала тугой узел на его запястье, он смог различить дурманящий аромат... Не духов, нет. Кобра пахла... О, здесь уже не человечиной пахло, чем-то сверх, чем-то не от мира.

- Господи, кто ты? - спросил он.

- Ну, я не Господи, - ответила цыганка. - Но кое-чем помочь могу.

- Почему я должен тебе верить?

- Потому что ты меня чувствуешь больше, чем себя.

- Больше, чем себе, - подтвердил Вадик. - Ты сказала, Ахмед не жилец? Ты его знаешь?

- Я всех знаю.

- И меня?

- И тебя.

- Я что, тоже не жилец?

- Ты Чапаев.

- И все? Ответь мне: я живу или нет? Я умер, да?

- Никто не умирает, - сказала Кобра. – Никто.

- Нет, ты ответь конкретно, я сам уже догадался, еще днем. Я ведь не живу? Нас больше нет, да?

- Никто не знает, есть он или нет.

- Кто я?

- Никто не знает, кто он. Наше представление о себе - мираж. Мы есть лишь то, что мы сейчас думаем, - повторила она.

- Но меня нет в этом мире!

- Когда мир становится страшнее того, что он из себя представляет, лучше думать, что тебя в нем нет. Ты стал бездомным шакалом: и подохнуть не можешь, и вернуться нет сил.

- Но я не хочу быть бездомным шакалом!

- Вот так всегда. - Кобра вздохнула: - Никто не хочет быть шакалом. Никто! Я скоро с ума сойду: каждый трясется за свою убогую душонку.

- Похоже, я попал в ад... Да кто ты, черт возьми?! - закипел Вадик.

Он вскочил на ноги и на всякий случай нащупал в кармане курок револьвера.

- Э! Тон давай сменим, да?! - попросила Кобра, сверкнув черными углями. - Ненавижу, когда повышают тон. И убери руку с пушки, козел! Выстрелишь - яйца себе продырявишь. Слышишь, что говорю?!

Вадим отпустил револьвер и отморожено огляделся, ему было хреново, как никогда: "Да, это действительно ад", - понял он.

- Ад и рай относительны, Чапаев. - Кобра прочитала его мысли. На ее восхитительных губах затеплилась материнская улыбка. - Если ты полагаешь, что это действительно ад, - это действительно ад. Но это не имеет никакого значения. Присядь, Чапаев, успокойся. Я же знаю, как тебе не нравится быть шакалом. А что делать? Кому нравится? Дураков мало.

Вадим опустился на снежное облако. Возражать этой коричневой тетке было нелепо. Она подмяла его под себя и делала все, что хотела. Ну, вообще все. Полицай рядом с ней - не более чем комар: большой, страшный, мускулистый, но комар. А револьвер в кармане - всего лишь игрушка для идиотов: "Не продырявь себе яйца!"

- Это действительно неважно, - сказала Кобра. - Ад и рай - две стороны одной медали. Не знавший жизни, не познает смерти. Только шакал в красной пустыне знает цену звездам.

Вадим вновь увидел девчонок. Одна внесла на прозрачных ладонях огонь, вторая - две пиалы. Черненькая поставила пустую посуду перед Вадимом и Коброй, а "Рыжик" остановилась в центре комнаты и подбросила огонь в бесконечную бездну, туда, откуда валил снег. Пламя взметнулось вверх подобно залпу фейерверка, рассыпалось на тысячи искр и... застыло на куполе желтыми звездами.

В доме, которого не было, стало значительно светлее. Снегопад прекратился.

- Теперь погуляйте, девочки, - сказала Кобра.

Не произнеся ни слова, обе нимфы выплыли из комнаты.

- Кто они? - спросил Вадим.

- Мои дети, - ответила Кобра. - Нравятся?

- Красивые у тебя дети.

- Да я и сама ничего.

- Как их звать?

- Никак. Им не нужны имена. Имя – это так вульгарно...

- Они ненастоящие?

- А ты настоящий?