Время Полицая (СИ)

Лицо патриарха утвердительно опустилось: "Да, деньги, сынок, - говорило оно. – Сколько будет стоить удовольствие никогда больше с тобой не встречаться? Я человек земной, ничего в таких штуках не понимаю, но, к счастью, мой бизнес позволяет мне доставлять себе некоторые удовольствия".

- Денег мне не надо, - Вадим перевел разочарованный взгляд с отца на мать: - Вы что, совсем?

- Значит, не материальные трудности? - спросил папа, сгладив идиотскую паузу.

Чтобы не улыбаться широко, Наташа продолжала высоко закатывать глаза и постоянно отворачивалась. История ее забавляла дальше некуда: она то и дело забывала про сигарету в руке, длинную, тонкую сигарету в мундштуке, изготовленном в духе салонных вещиц начала века.

- Духовные трудности? - тихо бормотал Илья Палыч, растирая переносицу от усиливающегося дискомфорта. - Оно и понятно... Человек вы молодой, ищущий. Да? Иногда ошибающийся. В вашем возрасте простительно. Но при чем тут...

- При чем тут возраст?! - громко перебил Вадим.

- Тише, тише, - попросил батя умиротворенно: - Сейчас выпьем кофейку, побеседуем, успокоимся...

Не в силах больше сдерживаться, Наташа закрыла рот рукой и прыснула со смеха.

Короче, выпили кофейку, успокоились, побеседовали.

Беседовали добрых полчаса. О всяком. То есть, говорил Вадим, а предки сидели напротив чудака, будто в зрительном зале, пили кофеек из фарфоровых чашек и спокойно слушали. Их ничто уже не беспокоило. Они знали, каким будет финал этого представления. Вопрос упирался лишь во время и место его проведения. Остальное - детали. Александр Шакиров, начальник безопасности Романова, уже ждал за дверью, он был профессионалом своего дела.

А Вадим о финале не знал. Конечно, что-то предчувствовал. Однако что бы ни светило впереди, ему не оставалось иного, как говорить, говорить и говорить, надеясь на чудо: об Олесе, своем счастливом детстве, перспективной юности, тайных, подробностях биографии предков и так далее. Ему удалось несколько раз удивить, дважды потрясти, трижды заставить папу покраснеть и четырежды рассмешить Наташу. Однако совокупный эффект выступления получился отрицательным. Родители внимали охотно, не торопили, не перебивали, тем не менее, ничто не приняли близко к сердцу, ни единого слова. Вадик так и остался для них бесплатным ночным комедиантом. Причем, тем более опасным, чем точнее он называл те или иные факты своими именами. Если он, узнав столько о семье, отказывается от денег, то на что нарывается? - как раз на этот вопрос и предстояло получить ответ группе телохранителей Романова старшего во главе с круглолицым Александром, исполняющим обязанности безвременно испарившегося Романова-младшего.

Со стены гостиной, с полутораметрового портрета, кисти безымянного художника Коммунистической партии и государства, за диковинным представлением следил суровый дед-прокурор: старикан уложил к своим ногам десяток мертвых фазанов и имел такой важный вид, будто в одиночку одолел неприятельскую дивизию. Под ногами Вадика лежал пышный ковер, вокруг стояла красная резная мебель, он сидел в широком черном кресле пред огромным черным диваном, на котором находились слушатели, и все рассказывал, рассказывал, рассказывал.

... Но вот, настал момент, когда он понял, что рассказывать больше незачем: наиболее эффектные истории прозвучали, пар был спущен, тогда как «Люшечка» с супругой продолжали равнодушно хлопать глазами и прохладно поддакивать. Папа уже все запрограммировал себе на уме - пробить его было выше человеческих сил. Если до сих пор не поверил, то ведь не поверит...

Прервав монолог на полуслове. Вадик неожиданно поднялся и направился к розовой комнате.

- Минуточку!! - закричал отец. - Туда нельзя!

Но было поздно. Вадим уже открыл дверь и залез к Олесе. Все произошло столь внезапно, что родители девушки от потрясения застыли на диване. Когда же папа бросился на помощь к дочери, то стало очевидно: помощь ей не требуется.

Храня на губах неподвижную улыбку Сфинкса, девушка утопала в розовом, похожем на раковину, кресле в центре комнаты. Ее пышную и, на первый взгляд, беспорядочную прическу венчал белый бант. По левую сторону от наследницы находилась ее кровать, по правую жила семья мягких заморских игрушек: мишки, зайки куклы, гномы, - все, кому доверяла и кого любила Олеся. Ни одна живая душа не могла рассчитывать в этой келье на большее расположение хозяйки, чем, например, безносый Буратино. Привязанность девушки к тому или иному фавориту разгоралась пропорционально страданиям, которые она ему причиняла. Так, пушистый белый медведь из Канады, вообще не тронувший ее сердца, стоял в самом дальнем углу: новенький, словно только сошел с прилавка, одинокий, забытый. Или напротив, плюшевая голова Эйнштейна, привезенная матерью из Дрездена к семнадцатилетию дочери, не протянула в ее обществе и двух дней: своенравная Олеся столь страстно возлюбила великого мудреца, что порвала беднягу в клочья. А потом рыдала, пока его не вынесли из розовей комнаты, - ей было совестно за то, что она ему причинила.