– Сюда иди! – позвал Полицай, немного успокоившись.
Она подошла. Он усадил Ольгу на колени и погладил покрасневшие от порки плечи.
– На первый, типа, раз прощаю, бл, – заявил Полицай.
– О, Поли! – Благодарность Ольги не знала пределов. – Как ты меня напугал! Клянусь тебе, что…
– Но если я еще раз типа, замечу, – перебил он, сдавив двумя пальцами тонкую шею подружки, чтобы та не расслаблялась: – непорядок, типа, или че ты где-то западаешь конкретно, я тя убью, сучара, в натуре, я тя и в Африке достану, бл. Я те ни хера плохого не хочу, бл, а че ты мне не стараешься, а, бл?… Не слышу?
Пальцы Полицая, перекрывшие Ольге доступ кислорода, милостиво разжались, глаза девушки вернулись в орбиты, она получила возможность вздохнуть и тот час же ответила: да, мол, буду стараться, типа, из кожи вон вылезу, лишь бы угодить тебе, солнышко мое.
Однако через день она решила, что благоразумнее будет порвать отношения с Полицаем, – так ему и сказала. А он ответил, что шуток не понимает. Ну, вообще. Тогда она заявила, что не шутит, а он ей:
– Ты, краля, блн, слышь сюда: если я, нах, застукаю тему такую, что тебя дома нет, я тя приволоку, сучара, бл, за кудри, пристегну к батарее – посрать не сможешь сходить без моего разрешения, нах, не дай божок! – И по обыкновению добавил: – Я тебя и в Африке достану, Олюшка.
Так и жили. А что делать? Жить-то как-то надо. Полицай практически замуровал партнершу по любовным оргиям в четырех стенах загородной виллы, и ей стоило немалого труда убедить крутолобого кавалера, что походы в магазин за той же вареной колбасой требуют определенной свободы и времени.
– Или ты добиваешься, чтобы я умерла с голоду, Поли? – спросила она.
– Да, нах, – кивнул он. Правда, потом оттаял: – Ну, хрен с ним, типа, ходи в магазин, нет базара. Утром, блн, с девяти до полдесятого.
Добрый Полицай! "Хрен с тобой, типа, погуляй полчасика".
– До десяти, – настояла Ольга, аргументируя тем, что могут быть очереди.
– Я те капусту даю, нах? – удивился Полицай. – На хера я те капусту даю? Бери жратву там, где нема очереди.
Позже он вновь уступил и разрешил Ольге отсутствовать дома с девяти до десяти утра. То есть, своего она добилась. Полицай не был таким уж жестоким человеком, как это может показаться, умел иногда баловать.
Что привязывало несчастную Ольгу, да и не только ее, к Полицаю, понять постороннему человеку невозможно. Надобно хотя бы сутки-другие походить в шкуре тех, кого он приручал. Дело в том, что мировоззрение здорового существа весьма отличается от мировосприятия его жертв. Этот действительно незаурядный человек каким-то невидимым биоэнергетическим полем, а может, просто одним присутствием, перекраивал сознание ближних людей до идиотизма. Он не умел убеждать – он убеждал. Такое либо дано, либо нет. Он показывал ледышки голубых глаз, в момент замораживающие мозги собеседника с эффективностью абсолютного нуля по Фаренгейту, и говорил:
– С девяти до десяти, бл. – Это означало, что Ольга, пусть даже отстояв едва ли не до конца часовую очередь за вареной кобасой (теоретически, разумеется, – на практике таких очередей не бывает, да и с очередями она не сталкивалась, и все же) в последний момент выскочит из нее и, проклиная медлительность продавщицы, как ошпаренная, полетит к дому. К десяти. И обязательно успеет.
А гениальный парадокс заключался в том, что Полицай так ни разу и не проверил ее присутствия на хате по телефону. Ему достаточно было сказать – результат складывался сам по себе. Он не старался никого убеждать – это происходило помимо его воли, с первого взгляда: пришел – увидел – убедил.
И если уж он попросил у тебя тридцать тысяч, например, баксов, то найди их, цыпа. Должен ты или нет, если да, то сколько, – разбираться будешь потом. Сначала – капуста. И ни дай божок, тебе помереть, не расплатившись, – Полицай тебя и в аду достанет, и в Африке…
Понятно, какое ликование пробрало Ольгу, получившую право на развод.
Далее. Обыкновенному человеку трудно также представить степень растерянности Полицая, обнаружившего исчезновения должника – убийцы двух его пацанов. Тогда как легкий беспорядок в расположении невинных гномиков на полке серванта вызвал в его душе столь мощную взрывную волну, что Пола сразу потянуло на нетрадиционный секс, что уж говорить о канувших в бездну тридцати тысячах, без вести пропавших коллегах и перевоплотившейся квартире "Вади Полоцкого". Он привык ставить вещи на свои места точным и безответным ударом. Но вот, вещь пропадает. Она не сидит жертвенным барашком, не ждет, потупив взор (к чему очень даже привык избалованный Полицай), – она отстреливается, валит друзей, а его самого оставляет в дураках… Ночью со второго на третье декабря в духовной жизни Полицая воцарился мрак, религиозные устои порядка и незыблемые законы силы пошатнулись, и это было страшно. И в первую очередь для ближайшего окружения. Для фирмы.
14
Той же ночью со второго не третье, невольный папа Полицая (и за что ему так?), он же президент фирмы Романов Илья Павлович много потел и размышлял. Благо, было над чем.