– Ну, не понял, так не понял. Мое дело – предложить.
– Ты че, типа, сплавить меня решил, нах? – Полицай скосил голубые глаза на толстяка в президентском кресле.
– Ни в коем случае, – открестился тот. – Проехали, значит, закрыли тему. В общем… – Отец забуксовал, ему уже хотелось одного – поскорее выпроводить Пола из кабинета, пока тут все гнильем не поросло: – Короче… У меня гора дел… – Он с озабоченным видом потрепал руками верхние бумаги на столе: – Все важно, неотложно.
Полицай опять не понял – стоял, словно прибитый к полу гвоздями и ждал рабочих указаний. Но давать сейчас Полицаю рабочие указания было безумием.
– Иди, Поля, пора. Леня ждет, – демонстративно уставившись в первый попавшийся документ, попросил Илья Палыч.
– А че делать-то?
– Как что? – не поднимая глаз, пробубнил папа.
– Ну, чисто, по работе.
– Ты же собирался в жилконтору. Прокатитесь с Леней, поговорите, узнайте.
– А потом чего делать-то, бл?
– А потом ничего.
– Совсем ничего?
– Совсем. – Пожав плечами, отец бросил на Пола быстрый взгляд и вновь нырнул в документацию на столе.
Немного потоптавшись, Полицай круто развернулся к папе спиной и разочарованно пошагал вон из кабинета.
И только когда за младшим захлопнулась дверь, старший с облегчением откинулся в кресле и перекрестился.
Внизу, за рулем красного “форда”, всматриваясь в дыру подъезда, из которого вышел Полицай, сидел Леня.
Пол не спешил, широко выкидывал ноги в штанинах Адидас, независимо держал шею, украшенную золотой цепью, и по пути к джипу разминал тяжелые тяпки. Стоило ему открыть дверь и залезть в тачку, как Леня физически почувствовал в салоне резкое повышение давления. Того давления, от которого только что избавился Романов старший.
– Что Палыч говорит? – справился Леня.
– Палыч, типа, в Африку хочет услать, бл.
– Кого?
– Меня, нах. Че-та в последнее время он мне ни хрена не катит.
– Кто?
– Палыч, блн.
– Куда едем?
– В спортзал.
– А дела?
Тяжело помолчав, Полицай выразился о делах нецензурно.
– Поехали в спортзал, – кивнул Леня, тронув. – … Как Ольга?
– Уволена, бл. В Африке, – ответил Полицай: – Падлой оказалась: порядка нет, делать ни хрена не хочет.
– Ясно. – Леня с участием покачал головой, развернулся, вырулил на проезжую часть, дал оглушительный звуковой сигнал и, обгоняя перепуганный "жигуленок", что прозевал справа крутой "Форд", потряс ему средним пальцем.
Для полноты духовного портрета нового Романова по кличке Полицай следует отметить его своего рода начитанность и любовь к параллельному кинематографу (не к тому, где интеллектуалы-постановщики ковыряют в носу, корча из себя Федерико Феллини, а к тому, где в нос запихивают пару электропаяльников, и герои корчатся реально – до последнего вздоха).
Сначала о книгах. Пол до дыр затаскал несколько любимых книжек. Особенно ему нравились истории Третьего Рейха, чуть меньше – современная документалистика. К выдуманным американским сказкам, которые переживали тогда в России настоящий бум, равно как к плоским милицейским боевикам Полицай относился с прохладцей. Его притязательный вкус могла удовлетворить лишь голая, стопроцентная чернуха: чем меньше в ней будет пошлых авторских комментариев, ахов, да вздохов, тем лучше. Правдолюбивый и честный, Полицай радовался тем больше, чем больше находил не прикрытых помоев с кровью. Любовь к книге составляла важную часть его духовной трапезы.
Но основная его страсть распространялась на видеофильмы. Поля собирал лаконичные и достоверные шоу, пусть кустарно снятые, зато уж излагающие самую соль физиологии. В девяносто первом году эти ролики только появлялись, и у Полицая их набралось около трех десятков. Видеосюжеты несложные и далекие от искусственных манер: люди в фашистских мундирах пытают пионеров-героев и травят их спиртягой; мужика – копию Михаила Сергеевича Горбачева – сбрасывают с крыши шестнадцатого этажа; в огромном жбане с кипятком взаправду варится баба-яга; и другие.
О Полицае, вроде, достаточно. Нравилось народу или нет, но таковым представлялся ему облик героя времени, в котором он жил. Других героев в начале девяностых не появлялось.
15
3 декабря, 1991.