Время предательства

Приходя к жене, Гамаш по большей части ждал ее в громадном публичном пространстве библиотеки, где стояли ряды столов с лампами, за которыми сидели студенты, профессора, исследователи и просто интересующиеся. На столах имелись розетки для подключения компьютеров, а вай-фай обеспечивал доступ к файлам.

Но не ко всем файлам. В библиотеке и архиве хранились десятки тысяч документов. Не только книги, но и карты, дневники, письма, хартии. На многих из них лежала пыль веков. И большинство еще оставалось неоцифрованным.

Десятки специалистов просиживали долгие часы, чтобы просканировать все, но на это требовались годы, десятилетия.

Гамаш любил бродить по проходам, представляя себе всю историю, хранящуюся здесь. Карты, созданные Картье. Дневники Маргерит д’Ювиль. Забрызганные кровью планы битвы на Полях Авраама[28].

И может быть, может быть, история пятерняшек Уэлле. Не та, что предназначалась для публичного потребления, а их частные жизни. Их настоящие жизни, а не то, что происходило перед объективами камер.

Если где и хранилась такая история, то здесь.

И она была нужна Гамашу.

Он снова повернулся к мадам Дюфур:

– Я ищу сведения о пятерняшках Уэлле в связи с расследуемым делом, и мне необходима ваша помощь.

– Я уже догадалась.

– Мне нужно посмотреть их частный архив.

– Этот архив засекречен.

– Почему?

– Не знаю. Я его не читала. Он засекречен.

Гамаш почувствовал укол раздражения, но тут заметил, что она слегка подсмеивается над ним.

– Вы бы хотели прочитать эти документы? – спросил он.

Мадам Дюфур помедлила, выбирая между правильным ответом и правдивым.

– Пытаетесь меня подкупить? – спросила она.

Теперь пришла его очередь забавляться. Он знал ее валюту – такую же, как и у него. Информация, знания. Обнаружение того, что больше никому не известно.

– Даже если я вам позволю, вы не сможете использовать найденную информацию в суде, – сказала мадам Дюфур. – Она будет считаться полученной незаконным образом. Ее владельцы еще живы.

Под словом «владельцы» она, по-видимому, подразумевала самих пятерняшек.

Гамаш ничего не ответил, и она посерьезнела, оценивая своими умными глазами его самого и его молчание.

– Идемте.

Она повернулась спиной к большим дверям, которые вели к стеклу и металлу публичного пространства библиотеки, и двинулась в противоположном направлении. По коридору. Вниз по лестнице. Наконец она набрала код на клавиатуре, и большая металлическая дверь распахнулась с тихим присвистом.

Как только дверь открылась, автоматически зажглись лампы накаливания. В помещении без окон было прохладно.

– Извините за освещение, – сказала мадам Дюфур, заперла за собой дверь и пошла вглубь помещения. – Мы стараемся свести его к минимуму.

Когда глаза Гамаша привыкли к полумраку, он понял, что они находятся в довольно большом помещении, но лишь одном из многих. Он посмотрел направо, налево, вперед. Увидел анфиладу хранилищ под зданием библиотеки.

– Идете? – спросила мадам Дюфур и пошла дальше.

Гамаш понял, что если потеряет ее, то останется здесь навсегда, и поспешил следом.

– В каждом хранилище содержатся материалы за четверть века, – пояснила мадам Дюфур, быстро переходя из одного помещения в другое.

Гамаш пытался на ходу читать бирки на ящиках, но в тусклом свете это было затруднительно. Ему показалось, что на одном он увидел надпись «Шамплейн», и подумал, не хранится ли там Шамплейн собственной персоной[29]. В соседнем хранилище он прочел: «Война 1812 года».

Немного погодя он перестал смотреть по сторонам и сосредоточил взгляд на стройной спине мадам Дюфур. Решил, что лучше не знать о сокровищах, мимо которых он проходит.

Наконец мадам Дюфур остановилась, и он чуть не натолкнулся на нее.

– Здесь. – Она кивком показала на один из ящиков.

На бирке значилось: «Пятерняшки Уэлле».

– Кто-нибудь еще видел документы по Уэлле? – спросил он.

– Мне об этом неизвестно. Думаю, после того как их собрали и засекретили, их никто не видел.

– А когда это случилось?

Мадам Дюфур подошла к ящику, прищурилась:

– Двадцать седьмого июля тысяча девятьсот пятьдесят восьмого года.

– Почему именно тогда? – недоуменно спросил он.

– А почему сейчас, старший инспектор? – спросила она, и он понял, что она стоит между ним и тем, что привело его сюда.

– Служебная тайна, – ответил он небрежным тоном, но не сводя с нее глаз.

– Я умею хранить тайны, – сказала мадам Дюфур, глядя на длинные ряды стеллажей.

Гамаш немного помедлил и наконец решился:

– Два дня назад умерла Констанс Уэлле.

Мадам Дюфур приняла эту информацию близко к сердцу:

– Прискорбно. Кажется, она была последней из них.

Гамаш кивнул, и она посмотрела на него внимательнее.

– Она не просто умерла, да?

– Да.

Лили Дюфур глубоко вздохнула:

– Моя мать ходила смотреть на них, ну, вы знаете, в тот дом, который им построили в Монреале. Стояла в очереди несколько часов. Они в то время были совсем детьми. Она не забыла этого дня до самой смерти.

Гамаш кивнул. Пятерняшки обладали какой-то магией, а их крайняя замкнутость в более поздней жизни лишь добавляла мистики.