Время просить прощения

На самом деле я об этом не знал, вообще считал, что потери явно преувеличены.

– Ну, не знаю, – пожала плечами девушка, – отец тоже собирался, но его не взяли из-за ноги.

Понятия не имею, о чем она, но говорила Алена так буднично, словно мне это давно известно.

– Раз не взяли, значит, так надо, – произнес я и махнул себе за спину, – там, виднее.

Мы сидели на траве и болтали ни о чем. Было ясно, что девушка общалась со мной так не в первый раз. Мне же сначала было неловко, словно с чужой девушкой сижу, а потом ничего, втянулся. Видно было, что этот Сева, кем сейчас был я, ей не безразличен. Может, даже и влюбилась деваха. А была она хорошенькой. Чуть полноватой, но ее это, в принципе, не портило. Волосы светлые, глаза… как небо.

«Черт, я чего, запал на нее, что ли? Она же мне в бабушки годится. Бр-р-р!»

Уже темнело, когда Алена попросила проводить ее домой. Накинул ей на плечи пиджак, что прихватил машинально из дома, и мы потопали назад в поселок. Куда идти, я не знал, конечно, но я посмел предложить ей руку, она с удовольствием оперлась на нее, и мы пошли. Как бы невзначай девушка слегка направляла меня, когда проходили тот или иной перекресток, поэтому к ее дому мы вышли быстро. Жила она в небольшом, явно своем, на одну семью доме. У калитки бегала собака, Аленка ее подозвала, и та, на удивление, подбежала не к ней, а ко мне. Прижалась к ноге, приветствуя.

– Вот всегда так! Как Жучка тебя видит, сразу ластится к тебе, как будто меня и нет, – фыркнула девушка.

– Значит, видит, что я не плохой человек, собаку не обманешь, – высказал я свои мысли. Точнее, от кого-то слышал еще в прежней жизни, вот и ввернул по случаю. Никогда не заводил животных, за ними же уход нужен, мне не до этого.

Собака, словно почуяв мой настрой, тут же как-то напряглась и отбежала в сторону. Аленка, взглянув на меня, собиралась что-то сказать, но, видимо, не решилась.

Что-то я расслабился, нахожусь не пойми где, на войну вон отправляют, а я тут с девчонкой гуляю. Валить надо отсюда, пока и правда на войну не уехал. А девчонка все же хорошенькая…

Домой (ну, не знаю, как назвать еще) я не вернулся. Задумавшись, озирался по сторонам, стоя посреди улицы, когда из кустов возле ближайшего забора выскочил один из парней, что также днем был в компании новобранцев у военкомата.

– Севка, ты чего, на войну собрался? – удивил он меня первым же вопросом.

– Ну, а как же… – замешкался я, не зная, что ему ответить.

– Гори оно все огнем, я не пойду! – жестко заметил парнишка.

Он был невысоким и тощим, лицо какое-то… хитрое, что ли…

– Так посадят же. Слышал, этот, Абрамыч, что ли, как говорил: «Кто не явится завтра, под трибунал пойдет»?

– Да нехай сажают, если найдут. Чего, думаешь, какого-то пацана будут специально искать, когда вокруг такая неразбериха? Ха! Пойдем со мной, ты ведь тоже не хочешь идти…

– Что-то стремно…

– Чего? – явно не понял меня парень.

– Страшно как-то, вдруг поймают. Я слыхал, кто уклоняется, могут и расстрелять даже.

– Да пусть поймают сначала! У меня тетка в Сибири живет, в тайге, хрен там кто найдет. Айда со мной. Прицепимся к поезду какому-нибудь – и баста!

– А давай! – кивнул я.

Ну ее, войну эту, не хочу я идти, мало ли, вдруг убьют. Что я, самый ярый коммунист? Три раза «ха»!

От дома Аленки мы потопали к станции, она тут рядом была, мы ее проходили с девушкой, а уже от нее дали деру по грунтовке, которая петляла параллельно железке. Ночь была светлой, идти было легко. Когда сзади послышался шум какого-то двигателя, не обратили внимания, а зря…

– Ты что же, стервец, делаешь? Сбежать решил? – Отец выдал мне по уху такую плюху, что я со всей дури полетел в придорожную канаву.

Что было с моим новым приятелем, я не видел. Нас догнали на машине, и одним из преследователей был батя этого тела.

– Вы что? – завопил я.

– Убью гада! – орал отец. – Ишь чего удумал, сбежать захотел! На фронт не хочешь? Не потерплю такого позора! Чтобы Молодцовы от врага бегали? Не бывало такого!

То, что этот самый батя меня забьет до смерти, я понял, к сожалению, слишком поздно. После нескольких ударов по голове ногами я вдруг понял, что не чую тела. Когда спустилась темнота и пропали звуки, я осознал себя в больнице.

– Ну как? Многих под дулом автомата на фронт забрали? Или, думаешь, так только в этом городке было? – Дед сидел рядом с моей койкой в больнице и смотрел издевательски, прищурив глаз.

– И что это было? – разлепил губы я. Во рту пересохло от всего увиденного.

Ты же сам не верил, говорил, что чушь я несу.

– Народ – как стадо, людей просто запугали, все боялись репрессий. Отцы гнали своих же детей на фронт, а если те не хотели, то их били и все равно отправляли. Люди запуганы были, если бы кого спросили, хочет ли он умереть за Совок, думаете, он бы согласился? Чушь и вранье! А немцы… Немцы – цивилизованный народ, у них такого точно не было бы!