Время решать

— Нет, конечно, везде. Но многим казалось, что это только здесь: ведь там, где всё незнакомо, и изменения незаметны, не с чем сравнить. А родная планета, на которой происходят неожиданные, непредсказуемые изменения, начинает казаться предательницей, и это отталкивает.

Он кивает:

— Да, наверное, это действительно так. Но ты сказала — они утратили способность ощущать хорошее, исходящее от Земли? Или я неправильно понял тебя?

— Нет, правильно, я имела в виду именно это. Одна из особенностей нагуалей состоит в том, что они чрезвычайно усиливают фактор воображения, субъективного восприятия. Более того: то негативное, что кажется человеку, приобретает объективный характер. Если человеку неприятна Земля, то он видит в ней пустыню, разруху, безжизненность. Отчасти это верно, ведь на нашей планете существуют безжизненные пустыни, и их не так мало, но заметь, Эвар: именно они становятся определяющими в восприятии многих людей!

— Погоди, Жюли. Если, к примеру, человеку мерещится чудовище…

— То оно действительно появится — сначала только для него. А если он сумеет убедить и других, что это чудовище существует, то оно появится на самом деле. Так действуют нагуали.

— Но почему вы, живущие в Мире Спасения, видите Землю другой? Разве на вас нагуали не действуют?

— Действуют, но мы привыкли к изменениям, они даже становятся необходимы нам. Вот ты отправляешься на экскурсию в Древнюю Спарту и спокойно относишься к тому, что там всё не так, как у нас. Если здесь произойдут какие-то изменения, ты и их воспримешь спокойно, хладнокровно. И, быть может, нагуали превратятся однажды из врага, ночного кошмара в средство совершенствования мира, который тебя окружает.

Эвар качает головой:

— Невероятно! Фантазия становится реальностью?!

— Что же тут невероятного? Оглянись на историю: так было всегда. Прежде чем сделать что-то, разумный человек продумывает, к чему приведут его поступки. После этого он собственным трудом воплощает свою фантазию, и мир изменяется! Только теперь это стало намного легче делать, но и ответственнее: ведь наша фантазия нередко порождает чудовищ, а нагуали придают им плоть и силу.

— А вы не пытались связаться с государствами, объяснить им всё это?

— Конечно, пытались, Эвар. Но разве легко переубедить человека? Эвар, ведь ты математик. Ты имел дело с умными, знающими людьми. Зачастую ты бывал прав, а они — нет. Скольких тебе удалось убедить?

— Что же вам отвечают государства?

— С нами вообще не разговаривают. Каждый год кто-нибудь из нас отправляется к звёздам, надеясь на сей раз всё изменить — и исчезает. Что происходит с этим человеком, мы не знаем. Жив ли он? Не объявлен ли умалишённым? Почему не может или не хочет связаться с нами?

Эвар шумно вздыхает:

— Как обидно! Столетия прошли — а люди не изменились…

— Ты прав, Эвар. Однако не стоит отчаиваться. Ты видишь — мы научились исправлять свершившееся зло. Согласись, это не так мало.

7.

Эвар

Бум! Бум!

— Вы слышали? — возбуждённо обратилась к прохожим какая-то торговка зеленью. — Это пушки стреляют! Национальная Гвардия!

— Стреляют в народ! Мерзавцы! — возбуждённо закричал кто-то рядом с Эваром.

— Позавчера они распустили Палату Представителей, лишили нас права избирать, заткнули рот, а сегодня расстреливают! Канальи!

— Долой Бурбонов! Да здравствует Франция!

— Да здравствует Республика!

— Слава Бонапарту!

Вокруг поднялся невообразимый шум, заглушающий далёкие выстрелы орудий. Один из студентов начал выковыривать камни из булыжной мостовой, другие остановили чью-то телегу и принялись ломать её.

— Что вы делаете? — запричитал владелец телеги. — Вы разоряете меня!

— Не плачь, папаша! Или сегодня мы победим, или завтра Бурбоны гильотинируют нас всех! И тебя тоже!

— Строим баррикаду! Тащите сюда всё что попало!

— Ура! Даёшь баррикады! Долой Бурбонов!

Эвар и не заметил, как оказался посреди толпы, сооружающей баррикаду поперёк улицы. Стоял невыносимый галдёж, каждый что-то кричал или напевал, никто не слушал других. Мостовая была уже разобрана, камни сложены перед ближайшими домами — чтобы легче пустить булыжники в дело. Баррикада, на сооружение которой пошли три телеги, две выломанные двери, несколько вёдер и какой-то старый экипаж, росла, словно тесто на дрожжах. Вскоре появился немолодой господин с шарфом, на котором виднелась наполеоновская символика, и с охотничьим ружьём в руках. Шум сразу стих.

— Молодые люди, камнями много не навоюете! — веско произнёс бонапартист. — Раздобудьте ружья!

— Может, солдаты перейдут на нашу сторону? — выразил кто-то робкую надежду.

— Зачем им это — чтобы их расстреляли? На себя надейся, Малыш Папье!

Бум! Бум!

На этот раз пушки стреляли гораздо ближе. Мятежная толпа заволновалась:

— Это на Монмартре!

— Они приближаются! Вот-вот будут здесь!

— Угостим их булыжниками!

— Камни против пуль и ядер? Глупец! Эх, раздобыть бы ружья…

Эвар с изумлением узнал свой собственный голос. Но ведь он ничего не говорил! Просто стоял у входа в какой-то дом и смотрел…

В конце улицы послышалось цоканье подкованных копыт. Толпа заволновалась:

— Они уже здесь! Сейчас нападут!