Саша вспоминает, как много лет назад Колька Морозов, мальчишка, с которым она три года подряд просидела за одной партой, впервые привел ее в тир. Вернее, это она сама увязалась тогда за ребятами, потому что ее лучшая подруга Ленка лежала дома со свинкой, и было страшно скучно, и шел дождь, и их унылый городок выглядел еще хуже, чем обычно. Им всем было тогда по двенадцать лет.
— Вот сюда смотришь, сюда нажимаешь, этот глаз прищуриваешь, — снисходительно объяснял ей Колька, не веря, что у нее, девчонки с вечным освобождением от физкультуры, получится хоть что-нибудь.
У Саши получилось. Сразу и навсегда. В их городке было два тира, и владельцы обоих очень скоро перестали пускать эту девчонку на порог, потому что стоило ей взять в руки духовушку, как все призы постепенно перебирались в ее школьную сумку. Сашин угол в комнате украсили: кошмарный плюшевый медведь, блестящий кубок дешевого металла, мячик и невесть как оказавшаяся в этой компании сковородка, которую, впрочем, мама довольно быстро забрала себе. Мальчики косились с уважением, и ее стали называть Алька-Стрелок.
— Охотницей будешь, — кажется, в шутку сказал ей отец.
Однажды он даже взял ее с собой на охоту, после чего у него прибавилось причин гордиться дочерью. Саша с первого выстрела уложила лисицу, попала ей точно в глаз, так что шкурка не попортилась. Но на охоте Саше не понравилось, слишком суетно, хлопотно и грязно. Примерно по той же причине она не захотела идти на войну. Хотя могла бы, выбор был велик. Саша ничуть не боялась за свою жизнь, она любила комфорт.
В сущности, Саша умела только одно — стрелять. Ей не сложно было сделать свой выбор — просто не зарывать талант в землю, как это советуют мудрые люди. Следуя советам мудрых, Саша решила иметь не намерение, но готовность. У нее не было намерения убивать, лишь готовность выстрелить и попасть в цель. Было время, когда Саша считала, что цельность — это всегда отказ от чего-то страшного внутри себя и нарочитая стимуляция лучших своих черт. Прошло несколько лет, и Саша решила, что все в ней имеет право на существование, в том числе и смерть, замершая в ее спокойных глазах, вибрирующая на кончиках ее сильных пальцев, переходящая в горячий кусочек металла и дальше, в чужое тело, до которого Саше не было никакого дела.
Она хорошо спала, не страдала от перепадов настроения и беспричинных страхов. Она неплохо относилась к людям, но предпочитала не связываться с ними, потому что знала, насколько быстро все может закончиться, стоит ей только захотеть. Впрочем, Саша умела держать себя в руках. За это, собственно, ее и ценили. Ее работодатели могли быть уверены, эта девушка не начнет палить по всякой движущейся цели в невротическом угаре, не разболтает спьяну имена, не станет намекать на возможность шантажа и требовать повышения ставок.
В Интернет-кафе Саша едет на метро. Она спускается по эскалатору и смотрит по сторонам. Ей нравятся рекламные щиты, нравится думать о людях, которые придумывали эти картинки, нравится, что они никогда не ставят свои подписи. Как и она сама. Саша представляет аккуратные ряды надгробий, фамилии и даты крупными золотыми буквами. А внизу так меленько — исполнитель Александра Волкова. А заказчик… Имя заказчика нельзя было произносить всуе, в письменном тексте на этом месте всегда оставался пропуск в мир иной. Александра Волкова, скромный исполнитель, знала абсолютно точно, что без его воли ни ее нервы, ни глаза, ни пальцы не работали бы так исправно.
«Интересно, давно он в Москве?» — думает Саша, глядя на изображение взрослого Кольки Морозова, который не так уж сильно изменился за те девять лет, что они не виделись. Еще пару раз она взглянет на него лично из-за корпуса чужого автомобиля или из-за спины прохожего перед их окончательной встречей. То, что он мог узнать Сашу, несколько усложняло задачу. Ничего страшного, просто ей придется быть немного более осторожной, чем всегда.
Саша возвращается домой к своим все еще белым фигуркам из теста. Сперва она стелет на противень кальку, оставшуюся у нее со времен увлечения шитьем, потом аккуратно раскладывает на бумажной поверхности все, что вылепила. Минут через пятнадцать в кухне становится тепло и по-настоящему уютно. Через тридцать пять минут она вынет их из духовки, теплых, медленно остывающих и быстро твердеющих. Что-то ей это напомнило. Губы мужчин бывают иногда теплыми и твердыми одновременно. Губы Кольки Морозова были еще и шершавыми, когда он поцеловал ее первый и последний раз. Ему нравилась совсем другая девчонка, а она ходила за ним хвостом весь седьмой класс. Однажды зимой он сказал, что ей слабо попасть в еловую шишку, висящую на самом верху дерева. Он тогда тайком уволок из дома духовушку Вовчика, старшего брата.
— Если попаду, поцелуешь? — спросила она, цепенея от собственной смелости.
Он только пожал плечами. Конечно же, она попала, и Колька с отстраненным видом приблизил к ней губы. Нижняя была треснута посередине.
— Довольна? — насмешливо спросил он.