Время рожать. Россия, начало XXI века. Лучшие молодые писатели

Я вышел на воздух и обомлел: по перрону шли слоны. Я сразу понял, что слоны эти наши, соотечественные, со своей и моей родины. Они не мельтешили хоботами, не прядали ушами. Конструктивно их зады были скопированы с триумфальной арки, что, конечно, приближало к былым победам, но начисто лишало личной причастности к джунглям, сафари, к веселому анархизму природы. Бивни они несли как не свои, как не попортить, как уже закрепленные за членами политбюро и инкрустированные в сановные дачи. Им протянули банан — они его даже не узнали. Но по всему было видно: эти слоны устали служить. Было видно: эмигранты. Сбежали слоны, за вашей и нашей свободой.

Все к одному. В пивной не бьют, леопардов расстреляли, советские элефанты в Праге.

…Мы снова в католической стране, где холодно и одиноко в храмах, где слишком безупречна панорама с Большой горы на Малой стороне…

Игорь Мартынов «ЛОНГОМАЙ» И ДРУГИЕ ПОПЫТКИ БЕГСТВА

ЭПОС В ПЯТИ ОПЕРАЦИЯХ

1982. ОПЕРАЦИЯ «ЖЕНИТЬБА»

Начали грамотно. С первого курса положились на свою острую половую недостаточность. Но сыскать в низкорослом городе пассию с дипкоридором, через который без промаху к Пиренеям — метод экстенсивный, на любителя. Это тысячи тонн словесной руды, нередко — натощак. Это свирепый триппер по стручку ползет горошиной. Это с закрытыми глазами отличать суданку от йеменки, ЦРУ от «Моссада» — хорошо хоть СПИД еще в зачатке! Это Воробьевы горы — перевалочный пункт, привал, времянка колумбарного типа, где из четырех сторон света автоматически выбрано бегство…

Один из нас перепахал гигантский жилой массив, равный как минимум трем-четырем вместе взятым Франциям — за что сверху ему кинули гостинец. Мало того, что с пятикомнатной хатой на Горького, по-над Елисеем и собственноручно водила «Ладу», но папа ея — паппа миа! — таскал на подпись депеши самому Громыке. Вхож, т. е. само собой, наша зависть не знала границ, он же свой свет в конце туннеля тщательно застил, о внешних данных сообщал косвенно: «Уехать, а там забыть, как страшный сон». Спал в тех пятикомнатных палатах на половичке, утром получал свою миску йогурта, наэкономил шесть настоящих долларов в банк будущих запиренейских оргий и в грезах своих летал уже достаточно самостоятельно, не без форсу — тем страшнее был падеж — даже поволжского скота в 32-м вряд ли сопоставим по масштабам. Короче, он выставил на аукцион руку и сердце. Тогда и то, и второе еще водилось у него, это теперь он не вылезает из-под иглотерапии. Но торг не состоялся. Друг, оказывается, одушевленного вибратора исполнял, ибо папа — папаша — на поверку оказался символическим, как Римский или Карл — будучи на деле ей официальным супругом: «Он живодер, он гомик, он импотент, — агонизировала она, пока он паковал в ранец бритву „Харькив“, пару замоченных с вечера трусов и дрочёный до дырок в Пигалях путеводитель по Парижу. — А ты скотина! Я все скажу папе, он тебе визу не даст даже в Монголию, босяк, лимитчик, Ломоносов!» — неслось ему вслед с крыши Елисеевского гастронома, когда слабой походкой безусого коматозника, держа в фарватере голодных голубей, он затрусил в дружеское восвояси, на коечку профилактория МГУ. Он вошел в мою комнату сразу весь, потребовал десять таблеток фталазола, между поносом и слезами предпочтя второе, и подвел черту: «Нету пятака, чтоб умотать, хотя бы по Кольцевой, есть только двушка, но звонить некому».

Мы поняли, что операция «Женитьба» не про нас, и вычеркнули ее из списка кораблей, пригодных для побега.

1983. ОПЕРАЦИЯ «ГАСТЕЛЛО»

С тех пор не перестаю удивляться, сколь даже некрасивую бабу преображают поминки — благодаря черному обретают прямо ахматовский размах крыльев, особенно в профиль — и капуста у них взахлеб шинкуется, и самогон не бьет сивухой, и помолчит вовремя — а ради живого не допросишься.

Ежегодно один — пара вагантов выпадает из-под шпиля альма-матер, ибо хождение по карнизу является обязательным условием истинного беглеца, хотя метод этот многим из нас сразу не глянулся своим однозначным финалом (учитывая этажность универа), да и летальностью своей. Однако частые, затяжные поминки подхлестывали поиски паллиатива, проветривали чердак, и к заутрене мы обычно сходились на том, что эпигоны Гастелло достигают поставленную цель только частично, да и то — абсолютно в переносном смысле, а ежели бежать горизонтально земле, то успех явно на стороне весомых. Во имя самоутяжеления штурмом брались спецхраны, зубрились редкие, но иностранные языки, и даже прорылся полноценный подкоп под Таганку, который, впрочем, по ошибке вывел в машинный цех, я до сих пор помню, что в спектакле «Галилей» подиум делает девяносто семь оборотов; много это или мало, судить, как говорится, не мне.

Любой ценой состояться. Чтоб не сдуло. Чтоб сами к себе позвали, как Тарковского.