Время рожать. Россия, начало XXI века. Лучшие молодые писатели

… — здесь лучше повернуть направо, дворами — знакомый проездной двор радушно вываливается под колеса двумя расчлененными мусорными контейнерами — помои, отбросы, пестрые гниющие тряпки, остов телевизора «Рубин» — да, тут не проехать — если бы я прочитала о такой ситуации в чьем-то романе, я бы сказала, что это очень плоская символика… — взгляд искоса, резкий поворот руля, машина пролезает в щель между кирпичной стеной и помойкой… — я внезапно почувствовала себя резко отброшенной куда-то вверх, увидела наши отражения в зеркале у меня за спиной, мою руку, вытягивающую из пачки сигарету, я зависла сбоку, слева, над столиком, парализованная приступом несокрушимого равнодушия — Бога ради, пусть все будет как будет, она старше меня на десять лет и она, как маленькая, прятала от меня своего мужика, OK, теперь, формально, я ничего не знаю, я познакомилась с ним по его инициативе — …знаете, Игорь, у вас с Верой своя дружба, а у нас с ней — своя, и не надо смешивать — а у нас с вами, Даша, значит, своя? — а у нас — как получится… — и ведь понятно, на что все западают — вот на все эти примочки — и не дурак, и буддист, и вроде как не бездарен, и с деньгами все в порядке, и это вечное российское хождение по краю — брутальный декаданс — но со страховкой Американского медицинского центра, — и эта благородная седина — симбиоз нашего интеллигента с их интеллектуалом — просто Ричард Гир, блин… Вера говорила про работу, про дочку, про погоду, про котенка, которого приволокла дочка, про няню, которая позволила его приволочь, про Олю, которая никак не выбросит из головы своего никчемного мужа, никак не поймет, что его нет, что он — иллюзия — обычный набор, который я бы не простила никому из моих друзей, кроме нее, бытовые детали, составляющие фон нашего общения в течение двух лет. Со всеми остальными мне было лень открывать рот для того, чтобы обсудить разницу между «L'eau d'Issey Miyake» и «Shiseido», между сыром с плесенью и без, это было возможно только с ней, только с ней я вочеловечивалась, только с ней случалось чудо — я могла быть в минусе, она могла быть в минусе, мы встречались — и энергия начинала фонтанировать, нас несло, летом, осенью, в парке, у нее на работе, неважно, где и когда, мы склеивались в ироничного и каламбурящего колобка, и я была готова заткнуться, соглашаться с тем, с чем никогда в жизни не согласилась бы, притворяться младшей, не замечать ее механически-трогательных попыток подстроиться, выслушивать часами ее дочку — …Даша, она как кошка, она за любовника может глаза выцарапать — не говори глупостей, Максим, ты ее не знаешь — я не буквально, она для этого слишком эстетка, но фигурально — она будет стоять насмерть, неужели ты ничего не чувствуешь? я тебе год назад об этом говорил… — новые брюки? класс, какой цвет потрясающий — да, это мне привезли недавно — она была в коротком свитере, который я купила для нее в Лондоне — она давала деньги, я выбирала — брюки, привезенные Им и свитер, купленный Мной, никак не поймет, в чем дело, чувствует что-то, но молчит, уже поздно, надо было нас познакомить у себя дома, сыграть свою игру, построить нас, я же честно ей помогала, заводила о нем беседы, даже этот чертов сон рассказала, сон, после которого я знала наверняка — ему никуда не деться, так нет же, ни фига, а теперь она болтается между нами, и так гадко получается — …я бы не хотел, чтобы это выглядело так, что взрослый известный литератор пытается соблазнить юную девочку, говорит комплименты, расхваливает ее текст — да, вы уж постарайтесь, а то соблазните, потом хлопот не оберетесь… — и к ним еще такую коротенькую кофточку с миллионом пуговичек — с кем ты, Даша, с ней или с ним? — сама с собой — ты еще ее любишь?..