Время Рыцарей (СИ)

– Не могли. Лестницы были коротки. Да и боялись: в любой момент могли прилететь Вороны, и спаситель присоединился бы к жертве. Мы верили, что только нелюди способны на подобную жестокость. Когда Принц Ричард воткнул голову Элдрика на пику, выставил на главной площади и объявил, что его тирания окончена, город праздновал это неделю. Господи, как же мы его обожали! Он был героем, освободившим нас от тьмы и постоянного страха смерти. Прекрасный Принц – это спаситель, символ света и надежд на мирную жизнь. Вороны исчезли с улиц, скрылись в тенях, и он постоянно охранял нас, спасая от редких нападений. Мы прощали ему все. Принц Ричард никогда не сомневался в том, что Вороны – зло, и не позволял сомневаться окружающим. Он действительно был великодушен и снисходителен к людям. Твой смех не смог бы его задеть: мелочность была ему не свойственна. Сильные люди ею не страдают. Но стоило хоть кому-то усомниться в его праве казнить Воронов – и он терял рассудок. Прекрасному Принцу нельзя было перечить в этом.

– Но почему?

– Я не знаю. Полагаю, он считал, что сомнения горожан обесценивали жертвы, принесенные им ради победы над Элдриком. С иного пути невозможно свернуть, особенно если мостил его сам, проливая пот, кровь и слезы.

– Надеюсь, мой путь не будет таким, – вздохнул Льюис.

Ему было о чем подумать.

***

В три часа он, как обычно, отправился на занятия с Джеком. У них не было какого-то конкретного графика, Джек выбирал день следующей встречи сам, согласовывая его с Льюисом. Но место оставалось неизменным: теплый солнечный парк, в котором днем гуляли люди и не бывали Вороны. Заниматься философией на природе нравилось им обоим.

– Я немного завидую твоему полету мысли, – однажды признался Джек, – ты часто рассуждаешь о вещах, которые я даже не замечаю. Постоянно находишь в них двойные и тройные смыслы. Как тебе это удается?

– Мышлению нужно учиться, и философия прекрасно в этом помогает. Она задает вопросы там, где другие обходятся поверхностными ответами. Взять, например, философию бытия. Как ты понимаешь последнее слово, Джек?

– Бытие – это существование, что тут непонятного?

– Все. Или ничего, – улыбнулся Льюис. – Гейдеггер считал, что это – слишком простой ответ. По его мнению, бытие – это сущность существования сущего. Так что ты потерял два слова из трех в определении.

– Он был сумасшедшим? – Джек схватился за голову. – Почему мы изучаем чужое безумие?

Льюис рассмеялся.

– Нет, он просто любил вводить собственную терминологию. Это и сделало его философом, чьи труды изучают в университете. Сущее – это нечто конкретное: ты, я, дерево, парк. При этом сущее должно обладать особыми свойствами, которые его определяют. Например, дерево обладает древесностью, ты и я – телесностью, а парк…

– Парковностью?

– Именно так. Не смейся. Парк – это место с деревьями, аллеями и людьми. Место, в котором отсутствуют деревья, расчищенные дорожки для прогулок и люди, для которых все это сделано, парком не является по определению. Так же, как дерево не может быть без древесины, а мы с тобой – без тел.

– Слушай, а теперь стало понятнее, – оживился Джек, – но в чем разница между сущим и бытием?

– Бытие не существует отдельно от сущего, так же как наши тела не существуют отдельно от нас. Бытие может быть твоим, моим, парка, Гейдеггера. Но не может быть бытия без чего-либо. А сущее просто есть. Сущность же – это внутреннее содержание и основа чего-то, например, сущего. Существование – это процесс, растянутый во времени.

– То есть бытие – это суть процесса, происходящего с чем-то конкретным? Надо записать.

Джек был старательным студентом, и Льюису доставляло удовольствие его учить. Как знать, если бы не проклятье, он мог бы и в самом деле преподавать в университете ту же философию. И даже зарабатывать на этом деньги, как сейчас. Забавное чувство: он не работал уже больше семи лет. Как бы не превратиться в Сольвейна, с его безмятежным бездельем. Впрочем, Сольвейн теперь тоже был занят: Агата постоянно находила, к чему его привлечь, а он никогда не отказывал ей в помощи. Молодец. И даже не сможет ее соблазнить и испортить ей жизнь. Идеально.

Общаться с Джеком Льюису тоже нравилось: тот не знал, что он – Великий Ворон, и общение шло на равных. Джек не спрашивал, Ворон ли Льюис, и тому не приходилось лгать об этом. Стоило ли говорить правду, если спросят? Наверное, нет, но мысль о лжи напрягала Льюиса, рождая внутри какое-то сопротивление. Сразу вспоминался Бломфилд. Ведь именно лживость была главным аспектом его неприятной личности. Он лгал всем и потому был абсолютно ненадежен. Так что же с ним делать?

– Ты что-то погрустнел, – заметил Джек, – что случилось?

– Давай отвлечемся от философии бытия и решим задачку, над которой я сейчас ломаю голову. Если ты не против, конечно.

– Я за. Люблю задачи. Диктуй условия.

– Представь, что есть лживый, жадный и крайне неприятный человек с очень плохой репутацией. Ему нужно найти работу в городе, причем не низовую: так-то он довольно умен и в прошлом был богат. Мести улицы он не пойдет. Куда его пристроить?

Джек задумался.