– Так это ведь я был посредником между Ноллисом и французами при получении отступных за Париж, – усмехнулся Гроус. – И это я поддерживал связь между ним и Минстервортом, хотя все думали, что они в ссоре. Ноллису был выгоден бунт капитанов, чтобы у него перед королем было оправдание за уход из Франции. Дескать, как я могу командовать этим сбродом, если у каждого свое на уме. А Минстерворт искусно раздувал среди капитанов недовольство Ноллисом. Он хитер, хоть и молод. Вы еще увидите, единственными, кто останется в живых в этой компании, будут мудрый старик Ноллис и молодой проныра Минстерворт. Однако даже Ноллис не ожидал такого скорого выступления Дю Геклена, и золото в тот момент находилось под опекой Минстерворта в замке Шартр-на-Луаре. Узнав о выдвижении француза, Ноллис решил, что у Минстерворта есть время без помех добраться до замка Дерваль. И, не дожидаясь, направился в свой замок первым. Сами понимаете, довольно тяжело с большой армией идти навстречу Минстерворту лишь для того, чтобы того встретить. У Минстерворта же на тот момент было около трехсот человек, и Ноллис решил, что этого достаточно. Он лишь послал меня с приказом о немедленном выступлении. Я передал приказ, добавил Минстерворту человек двадцать своих людей и на обратном пути заехал в Курсийон, дабы убедить и вас отправиться в Дерваль. С тех пор я ничего не слышал о Минстерворте и не знаю, когда он выступил и по какой дороге он пошел.
'Итак, насколько известно, Минстерворт, как и Ноллис, действительно благополучно достиг Бретани, – начал вспоминать Альберт, протянув озябшие руки к огню. – Оба отсидели зиму в Дервале, потом вернулись в Англию, где обоих судили за провал компании. Оба были разорены, а Минстерворта даже арестовали, и он потом сбежал служить во Францию, где его все-таки нашли и убили. Ноллис же, судя по хроникам, прожил остаток жизни в относительной бедности и продал большую часть владений. В общем, не похоже, чтобы кто-то из них вернулся с золотом. А вот, например, тот же Хью Келвли все-таки умудрился ускользнуть в Пуату, хотя бежал от самого Понвалена. О нем долго ничего не было слышно, но уже в 1375 году он неожиданно стал губернатором порта Кале – важнейшего порта англичан на материке. И стал одним из двух адмиралов английского флота. Это он-то, человек, который безвылазно сидел несколько лет в маленьком аббатстве под Сомюром, довольствуясь грабежом соседних деревень… Можно, конечно, приписать взлет карьеры и простому везению, тем более что ему действительно всегда везло. В 1379 году, после рейда в Бретань, на обратном пути двадцать кораблей попало в шторм. На борту была тысяча человек. Кэлвли тогда стал одним из восьми выживших'.
– И теперь, – продолжал Гроус, – когда выяснилось, что Дю Геклен идет не на запад, а на юг, к Гаскони, я хотел бы отправиться не к крепости Брессюир, а к замку Дерваль. Там должны быть мои деньги. И идти туда, получается, гораздо безопаснее, чем пересекать Луару, тем более что на той стороне уже полно французов. И я поделюсь с вами деньгами, если мы будем пробираться туда вместе.
Сержант посмотрел на Альберта так, как смотрит голодная, но воспитанная собака на хозяина, держащего в руке кусок мяса. Историк заметил этот взгляд, и сказал:
– Я не возражаю, Томас, если ты пойдешь с сэром Ричардом на запад. Но не знаю, идти ли мне с вами. У меня есть хорошее правило: если есть возможность дать ответ утром, я даю его утром… Однако не будем забывать об ужине! И обрати внимание, Томас, костер затухает. Займись этим. Я чертовски голоден, а от вина аппетит еще больше разыгрался.
– Я иногда думаю, – сказал Гроус, отрезая кинжалом большой ломоть солонины, – что шотландцам потому удается действовать так быстро, что они неприхотливее нас в еде. Они не возят за собой обозы, отправляясь в поход. У каждого всадника с собой жестянка, да мешочек с мукой привязан к седлу, и на привале каждый делает себе лепешку и жарит ее на жестянке.
– Вы забываете, что чертовы шотландцы каждый раз гонят с границы стадо быков или овец, и уж тогда им даже лепешки ни к чему, – скептически ответил Томас, подав Гроусу горчицу.