Время шакалов

Надев костюм, и аккуратно подоткнув куском рекламного полотна свой жилой уголок, чтобы он не бросался в глаза, если кто –нибудь, случайно или с умыслом, заглянет на чердак, он спустился вниз по лестнице, обошел нечистоты и вышел из дома в приподвальную дверь, которую, как всегда, прикрыл куском шифера, чтобы создать впечатление заброшенности этого места.

Ступив на лестницу, ведущую на поверхность, он приподнял голову и осторожно огляделся: возле дома и поодаль никого не было. Тогда, быстро поднявшись, он завернул за угол и зашагал по тропинке походкой прогуливающегося человека, чтобы не привлекать к себе внимания.

Он очень дорожил своим летним жильем на чердаке и опасался его разорения местными алкашами или наркоманами, иногда появляющимися здесь в заброшенных цехах для уединения компанией с бутылкой водки или шприцом.

Неторопливо шагая, Михаил Ефимович миновал ложбину с ручьем и одинокой березой, прошел по тропинке вдоль забора к железной дороге, перешел пути и через несколько минут ступил на тротуар у ближайшего нового дома, направляясь к заброшенному дому в трех кварталах отсюда, где и поселились его знакомые бомжи.

Вот и этот заброшенный дом. Войдя в дверной проем без двери, и поднимаясь по лестнице, он предполагал встретить на месте только дежурного, что оставался в жилище, чтобы его не разорили местные подростки или кто-то ещё.

Однако, поднявшись, он услышал возбужденные голоса и войдя в квартиру, застал всех жильцов на месте, ожесточенно споривших друг с другом: вместо того, чтобы собирать бутылки и банки в мусорных урнах и контейнерах для последующего их обмена на деньги, необходимые для приобретения еды и, если повезет, выпивки.

Михаил Ефимович поздоровался с обитателями логова, которые, не обращая внимания на него, продолжали перебранку. Предметом спора, как, оказалось, были церковники в частности и религия, в целом.

– Понимаешь, Тихий,– прекращая спор, обратился к нему Хромой,– здесь, неподалеку, есть церковь, а вчера был какой-то церковный праздник, черт их знает какой, но я, человек неверующий, решил потолкаться у входа в церковь: может православные в честь праздника и подбросят на бедность убогому и хромому.

Так вот, встал я у входа, вынул из кармана кепку, что ношу от солнца и прихватил с собой и, положив её на землю, склонился, как бы молясь про себя. Народу в церковь подходило много и действительно: монеты и даже червонцы стали сыпаться в мою кепку, так что я даже не всегда успевал сказать спасибо – надо бы говорить что-то божественное, но я не знал, что.

Тут подошел какой-то церковный служка в рясе и стал прогонять меня от входа в церковь: мол, уходи, не мешай здесь своим грязным видом и не отпугивай людей от церкви. Я и говорю ему:

– А как же божья милость – всегда сирые и убогие стояли на паперти у церкви, надеясь на сочувствие православных и их подаяние? Тот же Василий Блаженный, в честь которого назван храм на Красной площади, был бомжом, ходил зимой в одной рубахе, босиком, да и с умом у него было не всё в порядке – потому и назывался блаженным?

Но церковный служка, не слушая моих объяснений, продолжал гнать меня от церкви, жадно проглядывая на мою кепку с монетами. Я понял, что он прогоняет меня из жадности, чтобы эти монеты верующие давали не мне, а оставляли в церкви.

Служка позвал кого-то из церкви себе в помощь и вдвоем они прогнали меня от входа в храм. Я с ними ругаться не стал и вышел за ограду церкви и там, у входа, постоял с часок, пока моя кепка не наполнилась мелочью – так что у нас сегодня вечером тоже будет праздник, поскольку эти деньги я вчера попридержал.

А спорим мы о церкви: что же это за церковники, что гонят убогих прочь ради денег и своей выгоды, но Черный говорит, что так и надо: неверующий, а просишь милости возле церкви – так нельзя.

Михаил Ефимович тоже был неверующим атеистом, правда пассивным – он безразлично относился и к церкви, и к атеизму, потому он промолчал и пошел за своими книгами, а Учитель сказал:

–Кончайте этот спор, надо нам двигаться по своим делам, а вечером соберемся и обсудим за бутылкой и веру, и церковь, и чертей, и всё, что хотите. Ты, Тихий, тоже приходи. А то прячешься там у себя на чердаке, как домовой – гляди не тронься умом от одиночества: держись людей и нашего общества. Мы хотя и бомжи, но тоже люди, вот и поговорим о боге и вере.

– Конечно, зайду вечерком, – ответил Михаил Ефимович, взял свои две стопки книг в руки, и пошел на свою торговую точку развивать рыночные отношения в России, типа орально – сексуальных отношений Моники Левински и президента США Клинтона, о которых говорил однажды Учитель и которые развили рыночные отношения в Америке.

Потому и Михаил Ефимович своей торговлей вносил вклад в развитие экономики России, хотя и не платил налогов, за что его гоняли милиционеры и иногда отбирали выручку. Что поделаешь: это и есть рыночная экономика и рыночные отношения между людьми: человек человеку – волк или, в лучшем случае человек человеку – продавец и покупатель.