Настолько непривычным для нас был такой тембр, что мы невольно поёжились, а Чимеккей снова изменил звучание своего голоса. Могучие рокочущие звуки, идущие словно бы откуда-то из глубины лёгких, были похожи на бурление яростно бьющего в скальную полку водопада. Этот звук оглушал, он проникал внутрь, заставляя вибрировать внутренние органы и кости скелета, как будто человеческий мышечный корсет не был для него препятствием, как бумажная одежда.
Не знаю, сколько времени он пел, десять минут или час, но когда он закончил свою песню, издав напоследок долгий, не меньше минуты продолжительностью, протяжный звук, мы остались сидеть оглушённые, подавленные величием и силой могучего голоса. И если в мотиве песни ещё можно было уловить некоторые знакомые европейскому уху оттенки, то голосовые вариации были совершенно неизвестны. Казалось, человеческий голос не может так звучать, разум отказывался в это верить, и в то же время, новые ощущения переполняли меня: я чувствовал обновление!
Наконец, Чимеккей отложил в сторону музыкальный инструмент и сказал:
— Я сейчас спел вам песню о своей родине. Слова здесь не столь важны, я хочу обратить ваше внимание на ту манеру, в которой я пел эту песню.
— Мы заметили, — сказала Ника. — Такой звук, как будто кто-то перепиливал электропилой железную трубу.
Чимеккей засмеялся:
— Я знаю, что это для вас непривычные звуки. Это народное тувинское искусство. Оно называется
Он посмотрел на нас, словно ожидая вопросов, но их не последовало.
— Хрипящий звук, похожий на бурление, называется
Чимеккей снова издал этот звук.
— Вам нужно сначала подготовить своё тело для того, чтобы оно могло воспроизвести его. Начинать нужно с дыхания.
Он показал нам серию дыхательных упражнений для разных частей лёгких и носоглотки. Некоторые из этих упражнений сопровождались звуками.
— Нужно вдыхать воздух через нос в разные части лёгких, вернее, не воздух, а… — Чимеккей подумал, — …энергию, которая пропитывает воздух.
Он сказал, что нужно направлять вдыхаемую энергию в определённые участки, каждый из которых он показал эти участки на передней части моего тела, предупредив, что, вообще-то, эти участки, энергетические центры, расположены не на поверхности тела, а глубже.
Примерно в течение часа мы добросовестно старались воспроизвести упражнения, некоторые из которых сопровождались разного рода звуками, которых Чимеккей в действительности знал великое множество.
Наконец, он предложил попробовать издать звук каргыраа, что каждый попытался сделать. В течение получаса я старался вместе со всеми воспроизвести хоть какое-то подобие того завораживающе-ровного рычащего звука, который время от времени издавал Чимеккей. Нестройное рычание, хрипы, сиплые вскрики были результатами этих попыток.
Разойдясь в разные стороны по степи, так, чтобы не слышать друг друга, мы кричали во весь голос, пытаясь достичь хоть чего-то. Но все попытки были безуспешны, о чём все мы и рассказали Чимеккею, когда снова собрались на том холмике.
— Я попросил вас попробовать петь каргыраа для того, чтобы вы поняли, что хоомей невозможно изучить с одной попытки. Нужно иметь терпение.
Он посмотрел на меня и улыбнулся, сказав, что нам нельзя выполнять эти упражнения каждый день, иначе мы рискуем сорвать себе голос.
— А зачем нам нужно петь? — охрипшим голосом спросила Ника. — Я, например, вовсе не собираюсь быть певицей, тем более исполнительницей тувинских народных песен.
Чимеккей, серьёзно глядя на Нику, сказал:
— Ты уже сказала мне вчера, что поняла, что ты и Иван оказались здесь неслучайно. Но этого мало, нужно понять,
— Этого ещё мне не хватало… — проворчала Ника, глядя в сторону.
— Но это так! Ты, видимо, считаешь, что шаманы это полудикие люди, упорствующие в том, что болезни вызываются не микроорганизмами, а злобными духами?
Ника пожала плечами, но было видно, что она думает приблизительно так.