Время шаманов. Сны, дороги, иллюзии

— Ребята! Все наши истории очень разные и непохожие друг на друга, но это и неудивительно — мы все абсолютно разные люди. Но… Не знаю как вам, но мне при встрече с вами явственно почудилось, что мы знакомы очень давно. И я вам скажу больше: во всех наших историях есть одна очень странная вещь — мы видим необычные сны. И эти сны зовут нас куда-то. И мы идём за ними, и мы находим что-то такое, чего не знали никогда, но что оказывается знакомым до боли.

Он помолчал некоторое время и сказал с решимостью:

— Вы можете мне не верить, но тогда, в ту ночь с шаманкой Укэн, я видел во сне вас всех. Мы смотрели в небо… Там было множество птиц…

А Ника тихо добавила:

— И они пели на фоне падающих звёзд.

Кирилл ошеломлённо поглядел на неё:

— Значит, и вы… Не может быть…

Он сел прямо на асфальт посреди тротуара и схватился за голову. Иван, подумав, что у Кирилла начался приступ болезни, о которой он рассказывал, подскочил к нему, намереваясь поднять на ноги, но остановился в полуметре: Кирилл сидел и улыбался, его глаза сияли, выглядел он совершенно счастливым.

Он поднял голову вверх и произнёс, глядя на нас:

— Значит, Виктор был прав: она мне направление дала. Я на верном пути!

Прохожие обходили его стороной, в их взглядах читалась смесь опаски и любопытства. Кирилл одним стремительным движением поднялся на ноги и сказал:

— Мы на верном пути!

***

Мы шли по влажной от прошедшего дождя вечерней московской улице, беседуя о своих совместных планах на ближайшее будущее. У каждого из нас до отъезда из столицы оставалось время, а я даже не знал, получится ли уехать сегодня: после того, как я сдал свой авиабилет, мне оставалось лишь надеяться на то, что смогу уехать поездом. Как-то одновременно мы все почувствовали голод и решили найти какое-нибудь кафе. Наше внимание привлекла реклама одного заведения, в котором в этот вечер должны были выступать джазовые исполнители.

«Эксперименты джаза» — гласила вывеска над входом.

Войдя в полутёмное помещение и сделав заказ, мы принялись беседовать на всевозможные темы и никак не могли наговориться. Мы и вправду словно бы давным-давно были знакомы. Кирилл оказался человеком, которыйпонимал всё, о чём мы говорили, с полуслова.

Увлекшись беседой, мы только спустя некоторое время обратили внимание на игравший с небольшой сцены квартет, состоявший из контрабаса, электрогитары, ударных и солировавшего фортепиано. Музыканты виртуозно исполняли популярные джазовые стандарты, их игра показались мне настолько профессиональной, что я, забыв о стоящих передо мною тарелках с едой, полностью окунулся в блистательные импровизации. Соло гитариста в одной из композиций было исполнено в мягкой би-боповой манере так мастерски, как мог бы исполнить сам Уэс Монтгомери. Видимо, это оценили и другие слушатели, поскольку аплодисменты были оглушительными. После этого на сцену вышел распорядитель и объявил:

— А сейчас, как мы и обещали, эксперимент! Современный джаз и этническая музыка! Встречайте: наш гость из Тувы, мастер горлового пения Эзир-оол Ондар!

Вышедший на сцену человек был мне очень хорошо знаком: это был Чимеккей! Ноги мои сразу же стали ватными, холодный пот выступил на всём теле. Поглядев на Ивана с Никой, я увидел, что появление Чимеккея подействовал на них как удар молнии: Ника застыла, не донеся до рта вилку с нанизанным на неё кусочком бифштекса, а Иван только хлопал глазами, не в силах осознать происходящее. Кирилл же, не понимая драматизма момента, всё-таки почувствовал что-то и мимикой лица спросил у меня, в чём дело. Голос меня не слушался, но с третьей попытки я срывающимся голосом шепнул ему:

— Это он… Это Чимеккей!

Чимеккей вышел на сцену в своих шаманских одеждах, с короной длинных орлиных перьев на голове. Поклонившись публике, он расстелил на заранее приготовленном столике несколько ярких шарфовкадаков и зажёг в принесённой маленькой курильнице артыш. Движения его были как всегда неторопливыми и точными, словно он находился у себя дома в Туве.

Знакомый запах тлеющего можжевельника наполнил помещение, мгновенно вызвав в моём мозге лавину ассоциаций. Негромким речитативом Чимеккей запел по-тувински одну из своих шаманских песеналгышей. Публика, которая пришла в этот зал отдохнуть и послушать джаз, непонимающе вслушивалась в слова незнакомого языка, первое время люди негромко переговаривались друг с другом, но через минутудругую в зале воцарилась тишина, только полный покоя голос Чимеккея наполнял помещение силой. Он пел несколько минут, потом взял свой шаманский бубен-дунгур и стал ритмично ударять в него, солируя ещё какое-то время. Тугие звуки бубна проникли в самое моё тело, наполнив его знакомой «плотностью», раскрывая поры и заставляя кровь быстрее бежать по венам, и в какой-то момент «шагающим» ритмом вступил контрабас, потом резкими синкопами — ударные, за ними — ритм-гитара и фортепиано.