Время (СИ)

И раздражается ли он плохой погоде, или на угрюмого продавца, или на недойную козу, или на глупость ребёнка, или на неудачную сделку, или на непонимающего друга — это всегда вопль по неидеальному обслуживанию, всегда. И жалобы «меня не ценят», «меня не понимают», «меня не балуют» — об одном: меня плохо обслуживают. Хотя, кто, ну кто будет тебя понимать и ценить, баловать и угадывать, если вокруг — такие же, как ты, с запросом на то же, что и у тебя? Ну, это примерно как если бы все вдруг выиграли в лотерею — возможно, почему нет, только выигрыш будет меньше стоимости лотерейного билета.

Вот она, суть моей игры — сделать вид, что проигрываю, но в итоге выйти победителем. Или победить, делая вид, что расстроена.

Я поступаю бесчеловечно. Хорошо, что Пит этого не знает.

Только… Возможно… Нет, этого не может быть. Но что, если… Если мою бесполезную беготню прекратить признанием? Если допустить, что Пит всё узнает, я уже не смогу его обманывать. Смогу, но не буду.

Только решусь ли я?..

Как вообще сказать ему? Или дождаться ещё одной его просьбы, и сделать вид, что уступаю?.. Или выбросить все таблетки, и дождаться, когда не будет дороги назад?..

Я со всей силы бью по мясу. На ужин, решила я, должна быть отбивная.

Удар, удар, ещё один.

Моя рука повисает в воздухе. Я сопротивляюсь.

Это Пит.

— Китнисс? Ты в порядке? По-моему, уже достаточно, — улыбается он, бросая кроткий взгляд на кусок мяса.

— Нам надо завести ребёнка.

И я буду в порядке.

========== Заключительная ==========

Такие тонкие стены из цветного картона

В светло-серых дворцах из стекла и бетона

Выключив лампочки в сорок электросвечей

Люди ночами делают новых людей.

Люди кричат, задыхаясь от счастья

И стонут так сладко, и дышат так часто,

Что хочется двигаться с каждой секундой быстрей

Делая, делая, делая новых людей.

Думают люди в Ленинграде и Риме,

Что смерть — это то, что бывает с другими,

Что жизнь так и будет крутить и крутить колесо

Слышишь, на кухне замерли стрелки часов.

Но ничего, ничего — погрустит и забудет

Через время появятся новые люди.

Едут троллейбусы без габаритных огней

Люди ночами делают новых людей.

Крохотное существо с маленькими ручками и ножками плавает в прозрачном пузыре. Его глаза закрыты, голова наклонена, маленький рот открывается и закрывается. Если прикоснуться к нему в районе губ, он быстро отвернёт голову и изогнёт тело. Это ребёнок.

Я думаю о нашем с Питом малыше, стараясь представить, каким он будет.

Так странно: случилось то, чего я боялась больше всего. Но как только стало известно о моей беременности — страх исчез.

Девочка с голубыми глазами и светлыми волосами. С белой кожей. Среднего роста. На правой щеке обязательно ямочка. Она будет уметь сворачивать язык трубочкой. Правша. И я всегда буду поправлять ей выбившуюся рубашку. Я представляю Прим.

Ах, да. У нас будет девочка.

Но правда в том, что своего ребёнка я буду любить вне зависимости от её схожести с моей мертвой сестрой. А мои сравнения наверняка связаны с тем, что Прим — единственный ребёнок, с которым я была знакома.

Моя рука лежит на моём большом животе. Пит говорит, он не большой. Но мне виднее.

Нам скоро будет восемь.

Когда наша малышка была размером с яблочное семечко, а потом со сливу, а потом с ладонь, я все дни напролет проводила в пекарне. Восседала нахохлившись на высоком стуле прямо посередине рабочего зала, готовая в любой момент гаркнуть, если Пит вздумает сделать мне замечание. А он весь светился, излучал какой-то неведомый свет. Наверное, это цвет счастья.

Когда чувствовала голод (то есть, всегда) тянула руки к ближайшему подносу. Всегда хотелось чего-то, сама не знала чего. Надо было только вспомнить, как оно называется. По каждой заявке не хватало изделий, в конце месяца — недостача. Пит только улыбался. Вот глупый.

Я тянула руки к пончикам с шоколадной глазурью и с посыпкой в виде звёзд, когда почувствовала, что меня толкнули. Тогда я поняла, что стара, как мир. Пончики покатились по полу, а я оказалась в объятиях Пита.

Можно смочить ободок бокала, провести по нему пальцем, и бокал издаст звук. Вот так я себя и чувствовала: звуком стекла. Словом дребезг.

Я сказала об этом Питу, и положила его руку на свой живот. Неописуемая картина! Пит, почувствовав биение малюсенького человечка, с испугом дернулся, а потом застыл и долго-долго ждал очередного шевеления. Он испытывал гордость и какую-то детскую радость, когда его частичка не просто напоминала о себе из кругленького животика легким трепетанием, а по-настоящему заявляла наглым стуком в его ладонь через мягкие стены своего уютного домика.

Пит часто прижимается ухом к моему животу, чтобы ощутить биение щекой, попутно покрывая моё пузо бесчисленными поцелуями, начиная с пупка, ставшего таким смешным, большущим и выпуклым.

Теперь я сижу дома. По утрам провожаю Пита, а вечером жду обратно.

Мы провожаем, и мы ждём.