Время (СИ)

На днях в клинике прочла статью про уровень врожденных дефектов после тридцати. Беременной такое читать — самое милое дело. А в уголке своей медкарты (я подглядела) заметила пометку — «пожилая первороженица». Это так называют, если у тебя первый ребёнок после тридцати. После тридцати, Господи Боже мой.

Я снова начала петь — у окна, в душе, во сне, часами вывожу баллады, песенки о любви, народные песни. Все их я узнала от отца, ведь после его смерти музыки в моей жизни было очень мало. А сейчас мне есть для кого петь. Удивительно, что я так хорошо всё помню — и мелодии, и тексты. Мой голос, сначала хриплый, не вытягивающий высокие ноты, постепенно разогревается, превращается в нечто прекрасное. Услышав такой голос, все сойки умолкнут, а затем наперебой бросятся повторять мелодию. Проходят дни, недели. Я слежу за тем, как на карниз за окном падает первый снег, который ночью растает. И часто слышу только собственный голос. Но скоро будет кому мне подпевать.

Лежу в постели с Питом, его рука на моем большом («Да небольшой совсем!») животе. Мы втроём в постели, она брыкается, ворочается внутри меня. За окном гроза (я же говорила, что снег растает, а Пит всё равно спустил дублёнку с антресоли), потому она и проснулась. Они слышат, они спят, они пугаются даже там, где уютный плеск сердца — точно пульс волн на берегу вокруг. Вспышка молнии, довольно близко, глаза Пита на долю секунды белеют.

Я не боюсь. Сна ни в одном глазу, зарядил дождь, мы будем неторопливы и осторожны.

Ночь становится жарче, объятия крепче.

И после, Пит шепчет:

— Ты меня любишь. Правда или ложь?

Я отвечаю очевидное:

— Правда.

…весенний одуванчик — символ возрождения, обещание того, что, несмотря на все потери, жизнь продолжается. Что все снова будет хорошо. И это может, и даёт мне только Пит.

В глубине его глаз горит закат,

Это ласковых слов гипноз.

За тобой по пятам бежит тоска,

Ты идёшь тропой своих слёз.

Если сердце твоё

Стало храмом любви,

То чужое так сложно

Понять.

И в закрытую дверь

Ты с надеждой стучишься опять.

Только шёлковое сердце,

Шёлковое сердце

Не пылает

И не болит.

Только шёлковое сердце,

Шёлковое сердце

Никогда не будет

Любить.