Время смеется последним

Ее мама влетает к нам на кухню, и они все вместе — она, мои родители, мой старший брат — начинают меня допрашивать: с кем она встречается? Что мне известно? Я отвечаю: Лу, живет в Лос-Анджелесе, шестеро детей, лично знаком с Биллом Грэмом, может, Бенни Салазар знает больше, спросите его — и мама Джослин бежит к нам в школу разыскивать Бенни. Только его теперь попробуй отыщи. С тех пор как Алиса и Скотти вместе, Бенни даже не заглядывает в Яму. И со Скотти не разговаривает. Они и раньше не разговаривали, но раньше это выглядело так, будто они оба — один человек, им необязательно что-то говорить. А теперь — будто они вообще не знакомы.

Я все время думаю: если бы я тогда вырвалась от Лу и побежала бы разгонять тех мусорщиков, то Бенни смирился бы со мной, как Скотти смирился с Алисой? То есть один вот такой пустяк — и все бы могло сложиться по-другому?

Дня через три они находят Лу. Он объясняет маме Джослин по телефону, что ее дочь приехала к нему по собственной инициативе, добиралась автостопом, его даже не предупредила. Говорит, с ней все нормально, он о ней заботится — не выгонять же ее на улицу, правда? Доставит ее в целости и сохранности, когда приедет в Сан-Франциско на следующей неделе. Почему не на этой? — тупо думаю я.

Пока я жду Джослин, Алиса приглашает меня к себе. Возле школы мы садимся на автобус и долго едем в сторону Си-Клиффа. При дневном свете ее дом кажется меньше. На кухне мы смешиваем домашние йогурты с медом и выпиваем по два стаканчика. Потом поднимаемся в ее комнату с лягушками и садимся на диванчик у окна. Алиса говорит, скоро она заведет террариум и будет держать в нем настоящих лягушек. С тех пор как Скотти ее любит, она страшно счастливая. Я пытаюсь понять: то ли она стала настоящей, то ли ей просто теперь плевать, настоящая она или нет. А может, человек только тогда становится настоящим, когда ему на это плевать?

Интересно, а Лу — он живет около океана? А Джослин когда-нибудь смотрит на волны? Или они с Лу вообще не выползают из постели? А Рольф тоже там, в доме? Я теряюсь среди этих вопросов. Откуда-то снизу до меня долетают глухие удары и хихиканье. Кто это? — спрашиваю я.

Сестренки, отвечает Алиса. Играют в тетербол.

Мы спускаемся по лестнице и через заднюю дверь выходим во двор. Раньше я была тут только ночью.

Двор залит солнцем, я вижу цветущие клумбы и дерево, увешанное лимонами. В дальнем конце двора две девочки шлепают ладошками по ярко-желтому мячу, и он закручивается вокруг серебристого шеста. Девочки оборачиваются к нам и смеются. На них одинаковые сарафаны, зеленые в клеточку.

Глава 4 Сафари

I. Трава

— Чарли, ну помнишь, тогда, на Гавайях? Мы с тобой побежали ночью на пляж — и вдруг ливень?

Рольф разговаривает со своей старшей сестрой — по-настоящему ее зовут Чарлина, просто она терпеть не может это имя. Но они сидят на корточках у костра, вместе с остальными сафаристами, а Рольф не так уж часто говорит что-то громко и взволнованно, а Лу, их отец, расположившийся чуть дальше в шезлонге (дети сидят к нему спиной, чертят прутиками в пыли), — известный музыкальный продюсер, и его личная жизнь давно стала общим достоянием — поэтому все, до кого долетел вопрос, невольно прислушиваются.

— Помнишь? А мама с папой с нами не пошли, они пили вино…

— Не может такого быть! — восклицает их отец, подмигивая двум старушкам в шезлонгах по левую руку от него. У старушек хобби: они наблюдают за птицами. Даже в темноте они не расстаются со своими биноклями, словно надеются разглядеть какую-нибудь редкую особь в кроне дерева над костром.

— Ну, Чарли, помнишь? Песок такой теплый, а ветер как дунет!

Но внимание Чарли приковано к ногам отца, которые только что переплелись с ногами его подружки Минди. Сейчас эти двое пожелают всем спокойной ночи и удалятся в свою палатку, упадут там на раскладушку или на землю и будут заниматься любовью. И все это долетит до соседней, их с Рольфом, палатки — долетят не звуки даже, а движения, Чарли всегда их улавливает. А Рольф еще маленький, он таких вещей не замечает.

Чарли запрокидывает голову так резко, что Лу вздрагивает от неожиданности. Ему под сорок, его мужественное, как у серфингиста с картинки, лицо с квадратным подбородком в последнее время начало слегка обвисать под глазами.

— Ты тогда был женат на маме, — сообщает Чарли. Из-за того что шея, украшенная ожерельем из ракушек, неловко вывернута, голос звучит сдавленно.

— Да, Чарли, — говорит Лу. — Я в курсе.

Старушки с биноклями обмениваются грустными улыбками. Лу из тех мужчин, чье неукротимое обаяние порождает множество личных драм: у него за плечами уже два неудачных брака и дома остались двое малышей, которые до трехнедельного сафари пока не доросли. Это сафари — новая затея одного армейского приятеля Лу, по имени Рамзи: двадцать лет назад они вместе пили и дебоширили и вместе чуть не загремели в Корею.